Игра в кошки-мышки - Джон Диксон Карр

— Не будьте идиотом.

— Неужели в ваших глазах она не стоит этой суммы?

— Для меня этого вопроса не существует. Вопрос заключается в том, сколько я могу выложить.

— Неужто? — осведомился Морелл, искоса глядя на судью. Он снова нагло ухмыльнулся. — Что ж, мое слово вы слышали. Если вы хотите продолжить дискуссию, боюсь, вы должны выдвинуть свои предложения.

— Тысяча фунтов.

Морелл рассмеялся ему в лицо:

— Теперь вы не будьте идиотом, мой дорогой сэр. Личный доход Конни составляет пятьсот фунтов в год.

— Две тысячи.

— Нет. Не устраивает. Но если вы назовете сумму в три тысячи, и наличными, я, пожалуй, могу подумать. Не говорю, что соглашусь, но в принципе мог бы.

— Три тысячи фунтов. Это мое последнее слово.

Наступило молчание.

— Что ж. — Морелл пожал плечами. — Хорошо. Весьма прискорбно, что вы столь низко оцениваете свою дочь, но я хорошо знаю, как вести дела с клиентами.

Судья Айртон сделал легкое, незаметное движение.

— Итак, согласен на три тысячи, — подвел итог Морелл, энергично разжевывая резинку. — Когда я могу получить деньги?

— Вас ждут еще кое-какие условия.

— Условия?

— Я хочу получить полную гарантию, что вы впредь не будете беспокоить мою дочь.

Морелл проявил странное для настоящего бизнесмена равнодушие к этому условию.

— Как вам угодно, — согласился он. — Деньги на бочку — это все, что мне надо. Наличными. Итак, когда?

— Я не держу таких сумм на текущем счете. Чтобы собрать деньги, мне потребуется не менее суток. И еще одна мелочь. В данный момент Констанс на пляже. Что, если я позову ее и расскажу о нашей сделке?

— Она вам не поверит, — быстро ответил Морелл, — и вы это знаете. Откровенно говоря, она предполагала, что вы попытаетесь отколоть какой-нибудь номер. И после заявления такого рода вы в ее глазах будете конченым человеком. Так что даже не пытайтесь, мой дорогой сэр, или же я спутаю вам все карты и завтра же женюсь на ней. Вы можете сообщить ей о моем… э-э-э… отступничестве лишь после того, как я увижу цвет ваших купюр. И не раньше.

— Что меня вполне устраивает, — каким-то странным голосом сказал судья.

— Как состоится передача?

Судья задумался.

— Насколько я понимаю, вы с компанией остановились в загородном доме в Таунтоне?

— Да.

— Можете ли вы прибыть сюда завтра вечером, около восьми часов?

— С удовольствием.

— У вас есть машина?

— Увы, нет.

— Не важно. Каждый час между Таунтоном и Таунишем ходит автобус. Если выедете в семь часов, то к восьми будете на Маркет-сквер в Таунише. Последние полмили вам придется пройти пешком. Это несложно. Выйдете из Тауниша и следуйте по дороге вдоль моря, пока не окажетесь здесь.

— Я знаю. Мы с Конни сегодня по ней гуляли.

— Ранее назначенного времени не появляйтесь, ибо, скорее всего, я еще не приеду из Лондона. И… вам придется что-то придумать, дабы объяснить Констанс, почему вы покидаете ваше загородное обиталище.

— С этим я справлюсь. Не опасайтесь. Что ж…

Встав, он одернул пиджак. В гостиной стоял густой сумрак, и сомнительно, что ее обитатели замечали выражение лиц друг друга. Похоже, оба они внимательно прислушивались к легкому гулу подступающего прилива.

Из жилетного кармана Морелл извлек какой-то небольшой предмет и подкинул его на ладони. Было слишком темно, дабы судья мог увидеть, что тот собой представляет: малокалиберная револьверная пуля, которую Морелл таскал с собой как талисман. Он любовно крутил ее в пальцах, словно эта безделушка приносила ему удачу.

— Далее — ваш ход, — не без ехидства заметил он, — и желаю вам удачи. Но… там внизу Конни. Предполагается, что она явится выслушать ваше решение. Что вы собираетесь ей сказать?

— Я скажу ей, что одобрил ваш брак.

— Да? — Морелл оцепенел. — Почему?

— Вы не оставили мне иного выхода. Если я запрещу, она потребует привести причины. И если я объясню ей…

— Да, это верно, — согласился Морелл. — А так ее лицо засияет — могу себе представить — и двадцать четыре часа она будет совершенно счастлива. Затем ампутация. Но с улыбкой. Вам не кажется, что это несколько жестоко?

— И это вы говорите о жестокости?

— Во всяком случае, — с невозмутимым спокойствием сказал его собеседник, — мне будет тепло на сердце, когда я услышу ваше благословение и увижу, как вы обмениваетесь со мной рукопожатиями. Я вынужден настоятельно потребовать обязательного наличия рукопожатия. И пообещайте, что не поскупитесь на свадьбу. Конечно, грустно, что придется подвергать Конни таким испытаниям, но успокойтесь. Так я могу позвать ее?

— Можете.

— Быть по сему. — Морелл опустил пулю в жилетный карман и надел щегольскую шляпу. В светло-сером костюме, слишком зауженном в талии, он стоял на фоне окна, из которого лился сумеречный вечерний свет. — И когда вы в следующий раз увидите меня, предлагаю обращаться ко мне со словами «мой дорогой мальчик».

— Минуту, — сказал судья, продолжая сидеть в кресле. — Предположим, что в силу каких-то непредвиденных обстоятельств я не смогу собрать этой суммы?

— В таком случае, — ответил Морелл, — сложится весьма печальная для вас ситуация. Будьте здоровы.

Он в последний раз щелкнул резинкой и вышел.

Судья Айртон продолжал сидеть, погрузившись в размышления. Протянув руку, он допил стакан с виски. Его сигара, забытая на краю столика, упала на пол. Судья не без труда поднялся и неторопливо подошел к столу у стены. Отодвинув телефонный аппарат, он открыл верхний ящик и вынул оттуда сложенное письмо.

Было слишком темно для чтения, но он и так помнил каждую строчку в нем. Оно поступило от управляющего отделением его банка. Составленное в изысканно-вежливых выражениях и полное уважения, оно тем не менее сообщало, что банк впредь не может себе позволить оплачивать суммы перерасхода по счету, которые мистер судья Айртон постоянно себе позволяет. Что же касается выплаты закладных по дому на Саут-Одли-стрит и в графстве Фрей в Беркшире…

Он разложил письмо на столе. Но затем, передумав, сунул обратно в ящик и закрыл его.

Со стороны моря доносились неясные ночные звуки. Где-то далеко был слышен гул автомобильного двигателя. Любой, кто сейчас увидел бы судью Айртона (но никто не видел его), испытал бы потрясение. Он обмяк, и его крепкая фигура сейчас походила на мешок с бельем. Он рухнул на вращающийся стул и поставил локти на стол. Сняв очки, судья прижал пальцы к глазам. И затем вскинул сжатые кулаки, словно издав безмолвный крик, который был не в силах подавить.