Алхимик - Пауло Коэльо

Они двинулись по узким улочкам Танжера, где накаждом шагу стояли палатки и лотки, где торговали всякой всячиной, и оказалисьна рыночной площади. Она была заполнена многотысячной толпой — люди продавали,покупали, спорили. Зелень и плоды лежали рядом с кинжалами, ковры — рядом сразнообразными трубками. Сантьяго не сводил глаз со своего спутника — тотзабрал у него все деньги. Он хотел было забрать их, но счел, что это будетнеучтиво. Ему были неведомы нравы и обычаи страны, в которой он сейчаснаходился. «Ничего, — подумал он, — я ведь внимательно слежу за ним, и этогодостаточно, ибо я сильнее его».

И вдруг в груде разнообразного товара онзаметил саблю, красивей которой еще никогда не видел. Ножны были серебряные,эфес украшен драгоценными камнями и чернью. Сантьяго решил, что, когда вернетсяиз Египта, непременно купит себе такую же.

— Спроси, сколько она стоит, — попросил онсвоего спутника.

В этот миг он понял, что на две секундыотвлекся, заглядевшись на саблю. Сердце у него екнуло. Он боялся оглянуться,потому что уже знал, что предстанет его глазам. Еще несколько мгновений он несводил глаз с сабли, но потом набрался храбрости и повернул голову.

Вокруг гремел и бушевал рынок, сновали игорланили люди, лежали вперемежку ковры и орехи, медные подносы и груды салата,шли взявшиеся за руки мужчины и женщины в чадрах, витали запахи неведомой снеди— и нигде, ну просто нигде не было видно его недавнего спутника.

* * *

Сантьяго поначалу еще верил, что они случайнопотеряли друг друга в толпе, и решил остаться на месте в надежде, что тотвернется. Прошло какое-то время; на высокую башню поднялся человек и что-тозакричал нараспев — все тотчас упали ниц, уткнулись лбами в землю и тожезапели. А потом, словно усердные рабочие муравьи, сложили товары, закрылипалатки и лотки. Рынок опустел.

И солнце тоже стало уходить с неба; Сантьягоследил за ним долго — до тех пор, пока оно не спряталось за крыши белых домов,окружавших площадь. Он вспомнил, что, когда оно всходило сегодня, он еще был надругом континенте, был пастухом, владел шестьюдесятью овцами и ждал свидания сдочкой суконщика. Еще утром ему наперед было известно все, что произойдет,когда он погонит свое стадо на пастбище.

А теперь, на закате, он оказался в другойстране, стал чужим в чужом краю и даже не понимал, на каком языке говорят егожители. Он уже не был пастухом, он лишился всего — и прежде всего денег, азначит, уже не мог вернуться и все начать сначала.

«И все это — от восхода до заката», — подумалон. Ему стало жалко себя, ибо иногда перемены так стремительны, что ахнуть неуспеешь, не то что привыкнуть.

Плакать было стыдно. Он даже перед своимиовцами стеснялся плакать. Однако рыночная площадь уже опустела, а он был один ивдали от родины.

И Сантьяго заплакал. Неужели Бог такнесправедлив, взыскивает с тех людей, которые верят снам! «Когда я пас своиховец, то был счастлив и распространял счастье вокруг себя. Люди радовались,когда я приходил к ним, и принимали меня как дорогого гостя.

А теперь я печален и несчастен. И не знаю, чтоделать. Я стану злобным и недоверчивым и буду подозревать всех потому лишь, чтоодин человек обманул меня. Я буду ненавидеть тех, кто сумел найти клад, потомучто мне это не удалось. Я буду цепляться за ту малость, которой обладаю, потомучто слишком мал и ничтожен, чтобы постичь весь мир».

* * *

Он открыл сумку, чтобы посмотреть, не осталосьли у него какой-нибудь еды — хоть куска хлеба с маслом, — но нашел лишь толстуюкнигу, куртку и два камня, которые дал ему старик.

И, увидев их, Сантьяго испытал огромноеоблегчение. Он ведь обменял шесть овец на два драгоценных камня с нагрудникастарика. Он их продаст, купит себе билет и вернется обратно. «А впредь будуумней», — подумал он, доставая камни из сумки и пряча их в карман. Вот и порт,к которому относились единственные правдивые слова обокравшего его парня: впорту всегда полно жуликов.

Только теперь он понял, почему так горячилсяхозяин харчевни — он отчаянно силился втолковать ему, чтобы не доверял своемуспутнику. «Я в точности такой же, как все: принимаю желаемое за действительноеи вижу мир не таким, каков он на самом деле, а таким, каким мне хочется еговидеть».

Он вновь стал рассматривать камни, бережноприкоснулся к ним — они были на ощупь теплыми и гладкими. Настоящее сокровище.Дотронешься до них — и на душе легче. Они напомнили Сантьяго о старике. Вновьпрозвучали в душе его слова: «Если ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будетспособствовать тому, чтобы желание твое сбылось».

Ему хотелось понять, правда ли это. Он стоялпосреди пустой рыночной площади, без гроша в кармане, ему не надо былозаботиться о ночлеге для овец. Но драгоценные камни непреложно доказывали, чтоон повстречался с царем — с царем, который знал всю его жизнь: и отцовскоеружье, взятое без спросу, и первую женщину.

«Камни помогут тебе отгадать загадку. Ониназываются Урим и Тумим», — вспомнилось ему. Сантьяго вновь вынул их из карманаи решил попробовать. Старик говорил, что вопросы надо задавать четко, ибо камнипомогают лишь тем, кто твердо знает, чего хочет. Он спросил, осеняет ли еще егоблагословение старика.

— Да, — ответил камень.

— Найду ли я сокровища? — спросил Сантьяго.

Он сунул руку в сумку и только собиралсявытащить камень, как оба провалились в дыру. А он почему-то и не замечалраньше, что сумка его прорвана. Сантьяго наклонился, чтобы подобрать камни сземли и снова спрятать, но тут в голову ему пришла новая мысль:

«Научись приглядываться к знакам и следоватьим», — сказал ему старик.

Знак! Сантьяго рассмеялся. Потом схватил камнис земли, сунул в сумку. Он и не подумает зашивать прореху в котомке — камни,если захотят, в любую минуту выскользнут наружу. Он понял, что есть вещи, окоторых лучше не спрашивать — чтобы не пытаться убежать от собственной судьбы.«Я ведь обещал старику, что решать буду сам», — сказал он себе.

Однако камни дали ему понять, что старикпо-прежнему с ним, и это придало ему уверенности. Он снова обвел взглядомпустынную площадь, но уже без прежней безнадежности. Вовсе не чужой мирпростирался перед ним, а просто новый.

А ведь ему всегда только того и хотелось —познавать новые миры. Если даже ему не суждено добраться до пирамид, он и такуже дошел гораздо дальше, чем любой пастух. «Знали бы они, — подумал он, — чтовсего в двух часах пути от них все совсем по-другому».