Кто такие русские - Сергей Кара-Мурза

В декабре 1989 г. Горбачев вел на Мальте закрытые переговоры с Бушем о ликвидации Варшавского Договора, а потом и СССР. Это создавало угрозу продвижения НАТО подступать к границам СССР. Этого не желали наши соседи, даже из крутых западников. Вацлав Гавел сказал: «Мы не сумасшедшие, чтобы пытаться выйти из Варшавского Договора». В беседе с Горбачевым он предложил ему провести переговоры с Западом об одновременно роспуске обоих блоков. Но Горбачев с Бушем решили иначе.

В Москве резко изменилась риторика «демократов». Они заговорили о «европейской цивилизационной идентичности» России, взяли курс на выталкивание из союза среднеазиатских республик, выступали в тесном альянсе с «народными фронтами» Прибалтики. Стали говорить о желательности вступления в НАТО и его расширения до границ Ирана и Китая как общего у Запада с Россией цивилизационного противника. Эта западническая элита обнаружила совершенно новый в России геополитический вектор, несовместимый с теми представлениями, которые были укоренены в народе.

Сразу после беловежского сговора Ельцин в послании Совету НАТО 20 декабря 1991 г. заявил: «Сегодня мы ставим вопрос о вступлении России в НАТО, однако готовы рассматривать это как долговременную политическую цель». Потом МИД разъяснил, что в послании по ошибке была пропущена частица «не» — «Сегодня мы не ставим вопрос…». Но на «долговременной цели» настаиваем.

Это был пробный шар, но началась кампания в прессе. Так, в 1994 г. политолог С. Караганов в статье «У дверей НАТО мы должны оказаться первыми» («Известия») доказывал, что Российской Федерации надо бороться с Польшей, Чехией и Венгрией за право вступить в НАТО первой. А. Козырев представлял Россию как союзника Запада в столкновении с исламом, в «совместной защите ценностей» при «продвижении на восток». По его словам, «здесь основное бремя ложится на плечи России». Нашел дураков — таскать каштаны из огня для Запада.

Другая часть этой же операции — усилия по продвижению НАТО на восток. Здесь уже речь шла о разрушении в сознании русских образа собственного государства. 25 августа 1993 г. Ельцин заявил в Варшаве, что Россия не возражает против расширения НАТО на восток. Затем сходное заявление он сделал в Праге. Результатом этого, в частности, стали бомбардировки Югославии, свержение Милошевича, отторжение Косова от Сербии.

Человеческое общество живет в искусственно созданном мире — техносфере. Каждый народ строит свою техносферу под воздействием и природных условий, и культурных норм. У двух народов, даже живущих в близких или одинаковых природных условиях, техносферы могут отличаться. В Забайкалье в сельской местности издавна живут рядом русские, буряты и эвенки. И до сих пор русские заняты земледелием, буряты животноводством, а эвенки оленеводством.

Техносфера состоит из технико-социальных систем. Через их изучение можно понять историю и современное состояние народа. Большие технические системы даже называют институциональными матрицами — они задают устойчивые отношения между людьми, на них «собирается» и воспроизводится народ. Переплетаясь друг с другом, эти матрицы «держат» страну и культуру, задают то пространство, в котором народ существует и развивается. Если эти матрицы рушат, то рвутся внутренние связи народа, он разрыхляется и болеет, хотя бы на площадях выкрикивали самые патриотические лозунги и шумели националисты. Эти матрицы работают незаметно, но круглые сутки и круглый год. Хотим сплоченности народа — не надо допускать вредителей и дураков орудовать около этих матриц.

Например, в силу пространственных, экономических и социальных причин сеть железных дорог с самого начала складывалась в России совсем иначе, чем в США. В России эта сеть напоминает «скелет рыбы». Хребет его — Транссибирская магистраль, «кости» направлены на Север и Юг. Хребет и «кости» не конкурировали друг с другом, а были включены в единую систему, управляло которой государство. По этому же принципу строилась Единая энергетическая система.

Строго говоря, каждый народ имеет свой, только ему свойственный тип институциональных матриц — устойчивый, но и развивающийся профиль. Но грубо множество матриц разделяется на два класса, два «чистых» типа. Их называют X и Y-матрицы (иногда «Западная» и «Восточная», хотя правильнее было бы сказать «Западная» и «Незападная»).

В чистом виде Y-матрица описывает идеальное «рыночное» общество, к которому ближе всего приближается «англосаксонский» тип капитализма. К нему примыкают более «мягкие» типы капитализма (Скандинавия, Германия, юг Европы).

Х-матрицы отвечают незападным обществам (даже таким развитым, как Япония или Россия), в которых жизнь складывалась согласно метафоре «семьи», под влиянием общинной идеологии, коммунальной организации и патерналистского государства. В одну категорию входят и японский или корейский «конфуцианский капитализм», и советский «социализм». И плановая, и рыночная экономики могут действовать в рамках и Х-матрицы, и Y-матрицы.

И Российская империя, и СССР были обществом, где Х-матрица вызрела в наиболее чистом виде, представляя альтернативу жизнеустройству согласно Y-матрице. Стремление защитить свою матрицу при вторжении западного капитализма и было общей причиной русской революции (а затем и революций в других незападных странах).

При экспансии западного капитализма было много попыток изменить институциональные матрицы зависимых стран по западному образцу. Ни одна из этих попыток не удалась — слабые культуры погибали (с массовой гибелью или полным «угасанием» народов), сильные вели тайную или открытую борьбу под социалистическими или националистическими знаменами.

В 1991 г. в России была принята небывалая программа смены всех институциональных матриц страны, от детских садов до энергетики и армии. Если пробежать мысленно все стороны жизнеустройства, то увидим, что реформаторы пытались переделать все системы, которые сложились в России и СССР, по западным образцам. Это — важнейшая сторона экономической реформы в России, она и расколола народ.

Реформа отвергает матрицы России, несущие национальную традицию, совершенно осознанно. Вот рассуждения теоретика реформы В. Найшуля: «Проблема, которая до сих пор не решена, — это неспособность связать реформы с традициями России. Неспособность в 85-м году, неспособность в 91-м, неспособность в 2000-м и неспособность в 2004 году. Никто не представляет себе, как сшить эти две вещи… То, что можно сделать на голом месте, получается. Там, где требуются культура и традиция, эти реформы не работают. Скажем, начиная от наукоемких отраслей и банковского сектора, кончая государственным устройством, судебной и армейской реформой».

Насчет «голого места» — полная чушь. Нет в России никаких «голых мест», и нет места, где у Гайдара с Чубайсом «получилось» что-то хорошее. Но главное, один из авторов доктрины признает «неспособность связать реформы с традициями России».

Так на что же мы надеемся? Уничтожение традиций России и означает, в конце концов, рассыпание русского народа.

Положение трудное, маховик реформ набрал обороты, сунь в него руку — оторвет. Наше спасение в том, чтобы стихийное и беспорядочное сопротивление этому маховику заменить планомерными действиями. Для этого нужно понять, где можно отступить и уступить, а какие из систем российского жизнеустройства надо защищать или выводить из-под удара реформы через компромиссы или хитрость.