Отравление в шутку - Джон Диксон Карр

— Но что вам мешает? — удивился я. — Что мешает вам поехать в Вену? Кларисса будет только рада. Да и поскольку вы, как я понимаю, не бедствуете…

Он медленно покачал головой. Загадочно-обаятельное выражение глаз угасло, на лице появилась улыбка.

— Простите, я немножко сорвался. Поговорим об этом потом. Сейчас мне надо переложить судью на кушетку. Пусть поспит. Я и сам порой ночую здесь, так что одеяло имеется. А вы сообщите о его здоровье остальным. Он вне опасности. С минуты на минуту будет медсестра. Пришлите ее сюда.

— Минуточку, — перебил я его. — Я хотел бы задать вам пару вопросов. Извините меня за назойливость…

— Нет-нет, все в порядке. Так что же вы хотели узнать?

— Итак, давайте подумаем вот над чем: кто же, по-вашему, мог желать смерти судье или его жене?

Твиллс начал было отвечать, но передумал.

— Нет, не сейчас. Я скажу вам все позже. Дайте мне возможность самому разобраться. У меня есть кое-какие соображения.

— Тогда вот что я хотел бы узнать. Кто в доме знал о том, что судья пригласил меня к себе сегодня? Ни Мери, ни Мэтт, похоже, не в курсе. Если бы судья звонил по телефону, они бы обязательно узнали…

— Не думаю… Гм, вы считаете, что у него была какая-то своя цель?

— Кто знает… А что, он всегда вечерами сидит в своей библиотеке?

— Всегда, — отозвался Твиллс, и вид у него сделался озадаченным. — С половины седьмого до десяти. Регулярно, как часы.

— И всегда выпивает?

— Всегда, хотя и немного. Бокал-другой. Здоровью это не вредит…

— Всегда пьет бренди?

— Бренди или виски. Ничего другого. Кстати, где бокалы?

Я сказал ему, что запер их в шкафу в библиотеке. Интересно, как все-таки яд попал в бренди? Правда, если у судьи было обыкновение ежевечерне выпивать бокал-другой, тогда задача злоумышленника облегчалась. Впрочем, я вспомнил слова судьи о печати на бутылке и его мрачную фразу: «С этой бутылкой они уж ничего не смогут поделать». Выходит, он подозревал, что его могут отравить? Или он просто хотел сказать, что никто не сможет отведать этого бренди без его ведома? Если он вынул эту бутылку, чтобы отметить именно мой приход, то как тогда убийца мог угадать это? Даже если домочадцы узнали о моем визите, это представлялось маловероятным. Пыль на бутылке свидетельствовала, что ее извлекли из погреба совсем недавно, возможно, сегодня же вечером.

Когда я вышел в холл, в дверь позвонили. Плотная деловитая женщина в пальто поверх накрахмаленной формы сообщила, что она медсестра из больницы. Она сказала, что ее зовут миссис Херрис. Я направил ее к доктору Твиллсу, а сам поднялся наверх, к Мери и Мэтту. Они могли оставить больную, поскольку медсестра была готова заступить на дежурство, и мы втроем спустились в библиотеку.

Я сказал им, что произошел несчастный случай, но теперь их отец вне опасности. Я говорил медленно, наблюдая за лицами своих собеседников. Как только я сказал, что судья в кабинете Твиллса и доктор за ним присматривает, Мери вскочила и с криками «Уолтер! Уолтер!» выбежала в холл. Я услышал, как глухо хлопнула дверь кабинета Твиллса.

Мэтт за все это время не шелохнулся. Я пытался понять, что же происходит в его душе, что скрывается под беспечной внешностью вечного студента. Мэтт стоял у стола, сильный свет освещал часть его румяного бесстрастного лица. Мэтт медленно водил рукой по лацкану пиджака. Он являл собой укрупненную копию прежнего Мэтта, которого я давно знал, так же как и псевдотюдоровские здания его колледжа представляли собой укрупненный вариант псевдотюдоровских строений его школы. Розовые щеки выпирали над воротником, голубые глаза на безбровом лице смотрели с легким лукавством. Губы были плотно сжаты. После долгой паузы он наконец сказал:

— Не очень-то откровенен ты был со мной, Джефф.

— Пока опасность не миновала, лучше было помалкивать, — отозвался я.

Рука Мэтта по-прежнему поглаживала лацкан пиджака.

— Лично я совершенно спокоен. Потому как не имею к этому ни малейшего отношения. Что ты тут вынюхиваешь?

— Иди к черту! — огрызнулся я.

— Будет тебе, Джефф. — Он сморщил нос, изображая дружелюбное желание загладить резкость. — Я не думал тебя обидеть. Просто я не хочу, чтобы меня превращали в подозреваемого пронырливые сыщики-любители. — Он вынул из кармана шелковый платок и вытер розовый лоб, изображая Уязвленные Чувства. — Послушай, старина, меня это сильно расстроило. Очень сильно. Мы с тобой друзья с детства. Так что ты уж не обижайся, если я что сказал не так…

— Ты поймешь наконец, — перебил его я, — что дело слишком серьезно?! Если ты прекратишь актерствовать и отбросишь хотя бы на пять минут этот псевдоприятельский тон, то…

— Понимаю, — сказал Мэтт, усаживаясь в кресло. — Но все равно это меня сильно выбило из колеи. Послушай, а к маме все это не имеет касательства? Ее-то никто не пробовал отравить?

— Спроси лучше Твиллса. Я не знаю.

— Послушай, Джефф. Ты… ты не говори обо всем этом, ладно? А то это мне страшно повредит. Ты даже не представляешь, до какой степени мне это может повредить.

Я с трудом взял себя в руки и спросил:

— Значит, ты отдаешь себе отчет в том, что кто-то в этом доме отравил твоего отца и попытался сделать то же самое с твоей матерью?

— Джефф, этого не может быть! Что за безумная идея! — Мэтт откинулся назад в кресле, рот искривился в широкой ухмылке. — Об этом не может быть и речи, разве что… Господи, ну конечно. Как это я не додумался раньше. Послушай, это все служанка, недаром она славянка или кто там еще… — Он сделался вдруг совершенно серьезным и немного жалким. — Нет, тут какая-то ошибка. В нашем доме на такое не способен никто.

— Пожалуйста, успокойся. Ты же сказал: мы все обсудим. Вот давай и попробуем. Глядишь…

— Но что тут обсуждать?

Я протянул ему портсигар, мы оба взяли по сигарете. Закурили, не говоря ни слова. Слышно было, как тикали часы.

— Можно обсудить атмосферу, что царит в доме…

— Господи! — фыркнул он. — Все как в любой другой семье. Хороший дом. Джефф, я его просто обожаю! — Некоторое время он курил и, выпуская клубы дыма, фыркал: — «Атмосфера»…

— Отношения между членами семьи сердечные?

— Послушай, у меня хватает ума, чтобы держаться в стороне. В этом мире, старина, надо уметь отличать главное от второстепенного. Я со всеми в отличных отношениях… Джинни воюет с отцом. Кларисса тоже. А мать пуще всех остальных. Но только не я. Знаешь, как я поступаю, Джефф? Я держусь от него подальше. Если он говорит мне: «Загляни ко мне в библиотеку, Мэтт, давай поговорим, как прежде», — я отвечаю: «Извини, папа, но мне надо уходить». И веришь ли, Джефф, я иду гулять. Порой он выглядит так смешно! — задумчиво произнес Мэтт. — Но знаешь, Джефф, он явно хочет почитать мне свою дурацкую книгу. О чем мне, собственно, с ним говорить? Он даже не учился на юридическом факультете. — Мэтт произнес последнюю фразу таким тоном, словно раскрывал страшную и позорную тайну. — Ну разве можно в это поверить? И еще он судья! Это же смех!