Поцелуй отложенной смерти - Дарья Кожевникова

– Но отчего так получилось? – озадачилась Лиза. – Ты сказал, что вышел больше недели назад…

Он обвел рукой вокруг своего разбитого лица:

– Ну не мог же я ей показаться в таком вот виде. Решил вначале дождаться, чтобы синяки сошли, а уж потом…

– Опять с кем-то подрался? – спросила Лиза, из рассказов зная о его вспыльчивой натуре.

– Да. На вокзале. Так получилось, сцепился с двумя живодерами. Эти уроды собаку принялись избивать, и я не смог мимо пройти!

– Ясно. Ладно, ешь давай, а то все остынет. Остальное потом расскажешь.

– Да рассказывать, в общем-то, нечего, – он снова принялся за еду, уже в процессе сообщая подробности: – Приехал. В паспортный стол со своей справкой об освобождении даже соваться пока не стал: там ведь фотография нужна для нового паспорта, а у меня физиономия разбита. Так что перебивался пока на подхвате, там, где для работы оформляться не нужно. А по вечерам, бывало, захаживал в бабулин микрорайон: думал, может, выйдет прогуляться, так хоть увижу ее, сам не попадаясь ей на глаза. Соскучился я по ней за эти годы. У меня ведь, по сути, кроме нее, больше и нет никого, – он как-то сдавленно кашлянул, снова склоняясь над тарелкой.

Дождавшись, пока он доест оставшийся суп, Лиза убрала пустую тарелку и поставила перед ним гречку:

– Ешь. Устинья Павловна рассказывала, что ты с детства гречневую кашу любил, а у меня как раз сегодня она.

Ярослав лишь молча кивнул в ответ, замер над тарелкой.

Угадывая его желание, Лиза плеснула ему еще водки. Он, почти не глядя, опрокинул ее в рот.

– Еще? – спросила Лиза, видя, что он все еще не в силах продолжить еду.

Он снова кивнул, она налила. Себе чуть-чуть, ему – почти до краев, так как понимала его душевное состояние.

Да, непросто было вернуться в город, в котором тебя больше никто не ждет! Устинья Павловна долго не решалась сообщить ему про предательство любимой девушки, за честь которой он отомстил, расплатившись за это своей свободой. А теперь и сама ушла в мир иной, так и не дождавшись встречи с внуком.

– А где ты все это время жил? – спросила она, когда он перевел дыхание и все-таки взялся за кашу.

– Да где придется. Много ли мне надо-то? После нар любая скамейка периной покажется.

– Ну ты даешь! Что же раньше меня не отыскал? Это ведь было не так трудно сделать! Знал ведь наверняка, где я работаю, ведь именно в больнице мы с твоей бабушкой и познакомились.

– Я не хотел тебя беспокоить. И не стал бы, если бы не случилось вот этой беды…

– Ну и напрасно. Пожил бы пока у меня, а уж я бы тебя Устинье Павловне не выдала. И, раз тебе некуда идти, сегодня ты тоже останешься здесь, даже не спорь! Хотя… Ты ведь в бабушкиной квартире прописан, и теперь имеешь право туда вселиться. Разве не так?

– В принципе, так. Но, видишь ли, есть одна загвоздка. Поэтому я и пришел сегодня к тебе. Мне нужно, чтобы ты все рассказала мне про бабулю. Я, в своем полулегальном положении, не сразу смог узнать о ее смерти, но теперь знаю еще и то, что она была кем-то отравлена, эта новость уже по всему микрорайону расползлась. И в магазинах, и на улице судачат о том, как в парке отравили хозяйку с собачкой. Но я хотел бы услышать подробности, и кроме как у тебя, мне про них не у кого больше спросить.

– Ну если ты так считаешь… – Лиза была уверена, что внуку Устиньи Павловны логичнее всего было бы прийти со своими вопросами прямо к следователю, однако не стала с ним спорить, тем более что он уже был здесь. Так что оставалось лишь рассказать ему то, что знала: о неизвестном человеке в кустах, как-то ухитрившемся заманить туда Тусю, о мазке яда в собачью пасть и о том, как этот редкий яд через собачкин язык попал потом в организм к ее хозяйке. – Вот, собственно, все, что я знаю, и вряд ли даже следователь пока знает намного больше, – закончила Лиза.

– Да, – вздохнул Ярослав. – Никогда не понимал этой бабулиной страсти лизаться со своими собачонками. А Туську жалко. Хотя, может, оно и к лучшему, что они с бабулей умерли в один день, уж очень друг к другу были привязаны. Я Туську сам когда-то с улицы притащил, страшную – жуть! Грязную, блохастую, свалянную. Думал, бабуля нас обоих тут же, с порога, вышвырнет вон. А она отмыла мою находку, выходила. И с тех пор я не помню, чтобы они расставались.

– Только раз, когда Устинья Павловна лежала в больнице. И тогда Туська по ней так скучала, что хозяйкиной смерти точно б не пережила. Да кто бы подумал, что она сама станет тому причиной?

– Не она. А тот, кто траванул их обеих, – Ярослав сжал руки в кулаки. – Узнать бы, кто он такой!

– Ради тебя я надеюсь, что следак узнает об этом раньше и успеет спрятать его в камере от твоего самосуда. На вот, выпей, успокойся хоть немного, – Лиза снова ему налила. – А потом я твое лицо осмотрю. По-моему, ссадина на скуле у тебя нагноилась. Надо ее промыть, остальное намажем кремом от синяков. Они и так уже бледнеют, но с мазью все еще быстрее пройдет. Потом получишь ты свой паспорт и сможешь зажить нормальной жизнью.

– Как сказать. – Ярослав осушил очередную стопку одним глотком. Потом посмотрел на Лизу: – Заживу, если снова не посадят.

– Так ты что, успел искалечить кого-то из тех, на вокзале?! – ахнула Лиза.

– Нет. Те как раз живы и, к моему сожалению, здоровы вполне. Дело в другом: где гарантия, что это меня не заподозрят в убийстве бабули?

– Ну вот, здрасьте! Тебя-то за что?

– Лиз, ты так говоришь потому, что жизни не нюхала. А между тем на кого бы еще повесить всех собак, как не на меня? Гарантированно «глухаря» не будет! И подхожу ведь по всем статьям! Завещание на кого написано? На меня. Бабуля мне и в тюрьму об этом писала, так что быстро докажут, что я это знал. Потом: приехал и затаился в городе вместо того, чтобы сразу домой прийти. Сразу понятно: что-то замышлял! Так почему бы мне не оказаться тем самым мужиком, что сидел в кустах? И никому не докажешь, что я никогда бы в жизни Туську даже шлепнуть не смог, а не то чтоб убить, уж не говоря про бабулю. Это недоказуемо! А вот то, что у меня на момент убийства алиби нет, потому что я ночью халтурил, а днем в пустом вагончике отсыпался – это факт!

Он замолчал, принял у Лизы из рук очередную стопку и стал доедать кашу.

Лиза взглянула на него повнимательнее. На разочарованного жизнью, одинокого и снова загоняемого виражами судьбы не в самый лучший угол. Ведь вполне может оказаться, что он прав и что его действительно заподозрят. А там останется лишь гадать, чем все это может закончиться, потому что облить грязью, как известно, всегда гораздо быстрее и легче, чем потом от нее отмыться. Хорошо, если ему повезет с адвокатом. А если не очень? И если еще племянник Устиньи Павловны попытается подгадить, просто в отместку за завещание? Устинья Павловна была о племяннике далеко не лучшего мнения. А вот внука она очень любила. И Лиза, не только из чувства справедливости, но и из уважения к памяти покойной, чувствовала себя обязанной чем-то ему помочь.