Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни - Николай Ямской

Лень разрешенных эксцессов

Самую же шумную славу «Эрмитажу» принесли два мероприятия: ежедневные ужины, на которые после вечерних спектаклей съезжалась вся кутящая Москва, и ежегодные студенческие загулы на Татьянин день. На ужинах шампанское лилось рекой. А отдельные кабинеты и номера свиданий в гостинице шли по четвертаку за несколько часов — примерно столько же, сколько за полмесяца получали маячившие у подъезда городовые.

Внутрь — даже при скандалах — они предпочитали не заглядывать: можно было и на начальство напороться. А вот 25 января (12 января по новому стилю) не вмешивались по специальному указанию сверху. В этот день дорогая шелковая мебель из «Эрмитажа» удалялась, пол густо усыпался опилками, вносились простые деревянные столы и табуретки. В зале пело, говорило, кричало и совсем по-простонародному «лакировало» водку пивом не только бойкое студенчество, но и их степенные профессора. Еще бы! Даже во времена самой злейшей реакции «Эрмитаж» в этот день вдруг оказывался единственным островком в России, где легально и безнаказанно кричали: «Долой самодержавие!»

Похороны еды

Главное же — подспудно и довольно долго — вызревало в подвалах «Ада». Именно в его зловещих недрах, прозванных «чертовыми мельницами», весной 1866 года группа студента Ишутина разработала план первого покушения на Александра II. Девять боевиков — участников этого теракта потом отправили на каторгу. Неудачно стрелявший Каракозов был повешен. Но «из искры разгорелось пламя». Своих «дровишек» в него — сначала в период Русско-японской войны 1905 года, а потом в Первую империалистическую — подбросили гулявшие в «Эрмитаже» армейские поставщики — казнокрады. И уж тогда гнев «народных мстителей», полыхнувший в 1917 году «революционным пожаром», ждать себя не заставил. Люсьен Оливье, правда, за пять лет до этого ушел в мир иной. А шеф-повар Дюге убыл на родину. Так что ни тот ни другой не увидели, как дело их жизни сначала перешло во владение товарищества «Поликарпов и Кº». А потом в революционные октябрьские дни чуть ли вообще не оказалось разметанным.

Умереть, заснуть, проснуться в слезах

«Эрмитаж» реанимировался лишь во время нэпа. Но на очень короткий период. И очень уж как-то жалко. Нет, в ресторане по-прежнему были чистые скатерти, хорошая посуда, вежливая и опытная прислуга. Да и на карточках меню опять появились названия: котлеты «Помпадур», «Валларуа», салат оливье. Однако посетителям под этими названиями подавали из черт знает какого мяса поджаренные на касторовом масле котлеты и крайне омерзительную даже на вид овощную смесь. Скоро, впрочем, и эту пародию прихлопнули. Кого только не вселяла потом бюрократически озабоченная советская власть в бывшие эрмитажные хоромы! То здесь подкармливала голодных детишек благотворительная американская АРА. То в 1923 году вдруг ошарашенно задымили махрой сорванные с родных мест постояльцы Дома крестьянина. Пока в середине прошлого века в заметно поблекшее здание на Трубной не въехало издательство. А уже в наши времена — с 1989 года прочно обосновался коллектив театра «Школа современной пьесы».

Из тарелок пахло не тем

После периода остервенелого канцелярского освоения «Эрмитажа» два последних варианта оказались совсем не худшими. Во всяком случае, на фоне кичащегося своей доступностью советского «общепита». Многие пожилые москвичи еще помнят самые обычные (читай — самые убогие) из них. До сих пор — и отнюдь не только в страшных снах — их в памяти преследует неповторимый «аромат» обычных уличных столовок — эдакий ядреный «коктейль» из запахов какого-нибудь «супа с головизной» и мокрых кухонных тряпок.

Именно такой, унижающий человеческое достоинство «аромат» когда-то предупреждающе несся из мрачных подземелий «Ада».

Так что будущее можно порой угадать даже по запаху из тарелок.

Это был, пожалуй, самый респектабельный в Москве ресторан. Его век оказался более долгим, чем у «Эрмитажа». С самого первого дня своего основания «Славянский базар» высоко поднял отечественную кулинарную марку. И держал ее так до самого своего конца, навсегда оставшись в истории российского ресторанного дела настоящим «грандом».

Откуда вылетела чеховская чайка

Сегодня для участников разнообразных телевикторин типа «Выиграй миллион!» это почти безнадежный вопрос: за него и «полштуки» мало кто выиграет. Нет! С самой птичкой, которая благодаря замечательному художнику, дизайнеру и архитектору Федору Шехтелю вот уже более века барражирует на фирменном занавесе Московского Художественного театра, широкая публика худо-бедно знакома. А вот насчет «гнезда», из которого она в свое время вылетела, ни гугу. Объяснение этого «феномена», возможно, надо искать в рейтингах. Согласно им представления основной аудитории о мире пернатых преимущественно формируются вокруг тех особей и видов, которых в прайм-тайм потрошат на том же ТВ, но уже в передачах типа «Едим дома!».

Нет, в прошлом все было куда как естественней. Потому что хороший аппетит и общая тяга к кулинарным знаниям раздразнивались не виртуальным телевизионным всеобучем, а связывались с личным участием в праздниках еды.

Тем более что устраивали их подлинные мастера своего дела.

В память о грибном дожде в матером бору

«Настоящий вкус леса законсервировался вместе с самим грибом. И обнаружился во время внимательного разжевывания… Итак, положив на тарелку рыжики, засоленные вышеописанным образом, нужно поставить дз скатерть графинчик с одной из настоек, приготовленных, что называется, по-домашнему. А также небольшие рюмочки.

При этом принципиально важно, чтобы за столом сидели очень хорошие люди».

Такими или примерно такими словами писателя и страстного грибника В. Солоухина можно было бы описать действо и атмосферу, которые имели место в самом разгаре дня 21 июня 1897 года в отдельном кабинете «Славянского базара».

Настойки, правда, в тот исторический день на стол не подавали. В красочном, двуязычном (на русском и французском), оформленном в васнецовском стиле меню они вообще не значились. Зато рыжики, пробуждающие в памяти картину грибного дождя в матером бору, в нем все же имелись.

С этих рыжиков и посланных им вдогонку прочих холодных и горячих закусок все, похоже, и началось…

«Дольче вита», или «Пальчики оближешь!»

В зените своей славы «Славянский базар» с полным на то правом считался заповедником «Сладкой жизни». Он баловал посетителя добротной старой роскошью. Окутывал крепко устоявшимся ароматом дорогих сигар и духов. Но более всего тешил исключительной по своему разнообразию и вкусу русской кухней. В тот исторический день ее неотразимому обаянию поддалась парочка респектабельных, среднего возраста господ. Они так уютно расположились за столом, так аппетитно принялись разливать из графинчика и закусывать, что стало ясно: легкими блюдами дело не ограничится.