Камигава: Рассказы - Jay Moldenhauer-Salazar

… Также, как он решил довериться Стальному-Когтю, одному из своих наиболее выдающихся учеников. Юный кицунэ погружался в духовный мир быстрее любого другого ученика до него, его талант в искусстве исцеления уступал лишь самому Восемь-с-Половиной Хвостов (в то время носившем имя Мудрая-Морда). Стальной-Коготь был вдумчивым, мудрым, и готовым учить и рассуждать о философии, истории, и духовности. Восемь-с-Половиной Хвостов предрекал ему яркое будущее – возможно, он даже станет протеже старейшины, и однажды займет его место…

Пока не настал день, когда Стальной-Коготь пришел к Восемь-с-Половиной Хвостов со склоненной головой. – Сенсей… - старейшина мгновенно заметил, сколько эмоции было вложено в одно это слово. – Я желаю стать самураем.

Сердце Восемь-с-Половиной Хвостов замерло. Он знал, что юный лис владел клинком не хуже, чем искусством магии. Он помнил, как часто Стальной-Коготь рассуждал о пользе открытой войны, как инструмента мира, что он происходил из долгого рода воинов кицунэ. Но это…

- Я пришел к заключению, что в мире слишком много тьмы, чтобы я мог сидеть, сложа руки. Я чувствую, что могу принести гораздо больше пользы активными действиями. Кроме того, ходят слухи, что… - Он замолчал, и покачал головой. – Это не важно. Мои родители и старшая сестра приняли бой. Двое уже погибли, исполняя долг. Я не желаю покидать духовенство, но в последнее время, в медитациях, я все чаще чувствую, что должен быть на поле битвы. – Он взглянул своему сенсею в глаза, с прямотой, которую Восемь-с-Половиной Хвостов с тех пор научился ценить и уважать. – Я пришел не просить Вашего позволения, ибо я уже все решил. Но я должен был Вам все объяснить.

Миллион аргументов звенел в ушах старейшины: соображения безопасности, философии, суждения. По крайней мере, подождать пару дней, и все обдумать, на случай, если гибель семьи затуманила разум! Но все, что сказал Восемь-с-Половиной Хвостов, было, - Я желаю тебе огромной удачи в твоих тренировках. Знай, что здесь ты всегда найдешь свой дом.

Юный кицунэ моргнул от удивления. Затем, вся его морда начала светиться. – Благодарю Вас, сенсей. Обещаю, что как только я исполню свой долг перед Камигавой, я вернусь.

- Я стану молиться об этом дне. – Еще долго после того, как Стальной-Коготь отбыл в Эйгандзё, Восемь-с-Половиной Хвостов размышлял о том, что бы он сказал, мог бы сказать, если бы не видел подобной решимости и уверенности в сердце юного кицунэ. Лишь спустя неделю, проводя свое первое обучение без Стального-Когтя, он заметил свой восьмой хвост.

Повисло долгое молчание. Наконец, юноша кивнул. – Я знаю людей, управляющих приютом. Я поговорю с ними, а до тех пор позабочусь о ней сам.

- Благодарю Вас.

Самурай опустился на одно колено перед девочкой и улыбнулся. – Иди сюда, малышка. – Она замешкалась, и подняла вопросительный взгляд на Восемь-с-Половиной Хвостов.

- Ступай. – Наконец, она подошла. Самурай взял ее на руки и встал.

- Могу ли я задать вопрос? – сказал самурай.

- Конечно.

- Я не часто вижу кицунэ в этих краях, помимо проходящих солдат армии Лорда Конды. Куда ты направляешься?

- В Сокензан, к центральным вершинам.

Самурай нахмурился. – И что там?

- Мое искупление, я надеюсь. – Не говоря больше ни слова, старейшина кицунэ отправился своей дорогой. Позднее он узнал, что девочка все еще жила в приюте. Она постепенно открывалась другим детям, но воспитатели не надеялись на то, что она, как и другие дети, будут усыновлены до окончания Войны Ками.

*   *   *   *   *

Закат был несколько часов назад, но Восемь-с-Половиной Хвостов бесстрашно шел вперед. Набалдашник его посоха излучал мягкое, теплое сияние, освещая дорогу перед ним. Он мог пройти еще долгий путь, прежде чем устроить привал на ночь, и чем больше времени он экономил, тем лучше.

Земля вокруг уже начала проявлять признаки скалистых гор, в которые она вскоре превратится. Дорога была плоской и твердой, с беспорядочно торчащими валунами и булыжниками. Растительность здесь была редкой, и пыль клубами вздымалась с каждым шагом. В те далекие дни, до того, как ками обуяла ярость, это была дорога, часто используемая торговцами и путешественниками, ее называли Проход Ганзана. Конечно, это означало, что ее также облюбовали…

Восемь-с-Половиной Хвостов остановился, навострив уши. Он принюхался к сухому воздуху, и его глаза метнулись из стороны в сторону. Лис крепко сжал свой посох.

- Разбойники.

В одно мгновение, они уже были повсюду: вскарабкивающиеся на валуны, выпрыгивающие из замаскированных ям, спрыгивающих с высоких выступов. Семь или восемь незуми, с жесткой, грязной шерстью, одетые в залатанные кожаные доспехи, угрожающе размахивали своими копьями и кинжалами. Казалось, наемники незуми заполнили всю Камигаву.

- Беззащитный лис, один, - издевательски ухмыльнулся один из них высоким, писклявым голосом.

- Я за милю слышал хруст твоих костей! – Выкрикнул другой.

Третий взмахнул своим копьем, с низким свистом рассекая воздух. – К тому же, даже не самурай! Священник! – Другие просто смеялись, все теснее сжимая кольцо. Восемь-с-Половиной Хвостов медленно пятился назад, к возвышающемуся валуну, и его громадной тени, отброшенной в лунном свете. Его настороженный взгляд, сначала метнулся к незуми, потом к тени, и он еще крепче сжал посох.

- Что ты нам принес, кицунэ?

- Твой посох, кажется, ценный. Может за твои хвосты нам заплатят кругленькую сумму.

Восемь-с-Половиной Хвостов почувствовал низкий рев глубоко в своем горле. – Вы стоите у меня на пути.

Смех незуми эхом прокатился между валунами. – Конечно, стоим! Как еще мы смогли бы убить и ограбить тебя?

- Я соевую вам немедленно оставить меня. – Кицунэ поднял посох, заставив незуми напрячься. – Ради вашей же безопасности.

- Любишь пустые угрозы, старая лиса? Ты либо самоубийца, либо в старческом бреду. Что, по-твоему, ты можешь нам сделать?

- Вам не обо мне нужно беспокоиться. – С этими словами, свет, лучащийся из посоха, ярко вспыхнул, и он резко взмахнул им в сторону тени. Не успели незуми и моргнуть от резкого света, как их уши наполнились жутким криком. Бесформенный пузырь чистой ночи вырвался из тени. Это был клубящийся оживший комок клейковины, чья мрачность, казалось, питалась лунным светом. Он был окружен мелкими сферами из той же субстанции, кружащими вокруг его тела, словно мухи над гниющим мясом. Существо завопило от ярости скрежещущим звуком, который походил на жуткую смесь бульканья, долгого свиста сверчка, и грубого скрипа металла, трущегося о металл.