Последний подвиг Святослава. "Пусть наши дети будут, как он!" - Виктор Поротников

На княгиню Ольгу разом свалилось множество забот. Бояре и простые горожане со всеми своими бедами шли к Ольге. Для всех она была мудрой советчицей, ее долгое справедливое правление в Киеве запомнилось всему народу. Но и у Ольги от отчаяния порой опускались руки.

Печенеги разбили станы вокруг Киева. Это означало, что печенежские ханы намерены взять город если не приступом, так измором. Ханам было ведомо, что Святослав далеко и помощи киевлянам ждать неоткуда. Дозоры печенегов были повсюду днем и ночью. Ни один гонец не мог выбраться из Киева незамеченным.

Думные бояре и княгиня Ольга заседали каждый день. На эти советы Ольга часто приглашала и Сфандру, разумные слова которой могли подействовать отрезвляюще на иные горячие головы. Предслава на эти советы не ходила. Угроза, нависшая над Киевом, повергла дочь Гробоя в подавленное состояние.

Прежде всего бояре вооружили всех мужчин и отроков, разбив войско на сотни и десятки. За каждой сотней был закреплен определенный участок крепостной стены. Ворота Киева стерегли боярские гридни.

Если питьевой воды в Киеве было в достатке для всех, ее брали из колодцев и родников, то съестных припасов на такое скопище народа должно было хватить всего дней на пятнадцать. И это была главная головная боль княгини Ольги и ее советников.

На четвертые сутки осады поздно вечером со стороны Вышгородских ворот в Киев пробилась конная дружина Улеба, вернее, ее остатки. Из восьмисот дружинников, уходивших с Улебом на Рось, обратно в Киев прорвалось около двух сотен воинов. По внешнему виду этих измученных израненных людей можно было понять, сквозь какое множество опасностей им довелось пройти, какие лишения пришлось вынести, двигаясь к Киеву без пищи и сна, постоянно отбиваясь от степняков и теряя соратников.

Улеб был весь покрыт ранами. Он еле держался на ногах от усталости и недоедания. Лекари хмуро качали головами, пряча глаза от Сфандры. Никто из них не решался сказать Сфандре, что муж ее при таких ранах вряд ли выживет. Сфандра все поняла сама. Она привела к постели израненного супруга хазарина Мофаза, умелого во врачевании. Этот хазарин жил в тереме Свенельда.

Мофаз смазал раны Улеба какими-то пахучими снадобьями, приготовил укрепляющие отвары из корней какого-то заморского растения. Он не отходил от раненого князя ни на шаг.

Прежде чем провалиться в забытье, Улеб слабым голосом поведал Сфандре, что из городка Витичева им отправлена ладья на Дунай, к Святославу. Улеб посадил на весла своих гридней, приказав им грести днем и ночью, нигде не причаливая к берегу. Воеводой над ними Улеб поставил своего сына Регнвальда.

– Справится ли Регнвальд с таким поручением? – забеспокоилась о сыне Сфандра. – Ему всего-то восемнадцать лет! Сможет ли он добраться до Дуная, в такую-то даль!

Улеб закрыл усталые глаза и тихо произнес:

– Регнвальд сможет. Должен смочь!

* * *

В дверь тихонько постучали. Ольга поднялась с ложа и отодвинула деревянную дверную задвижку. Она сразу узнала этот условный стук.

В светелку княгини проскользнул стройный длинноволосый юноша в темном плаще.

– Тебя никто не видел, Тимоша? – прошептала Ольга, целуя юношу в уста.

– Ни одна душа, – прошелестел тихий ответ.

Ольга опять заперла дверь на задвижку.

Усадив юношу на свою постель, княгиня властно сказала:

– Раздевайся!

– Время ли ныне для любовных утех, лада моя? – мягко возразил юноша. – Враг стоит у ворот, люд киевский голодает…

– Не время, знаю! – с вызовом проговорила Ольга, стянув с себя через голову тонкую исподнюю сорочицу. – Потому и позвала тебя из дозора, любимый мой, что недолго осталось стоять Киеву. Ждет всех нас смерть от сабель печенежских и беда эта не за горами. Хочу с тобой последний разочек помиловаться, сокол мой!

Ольга распустила по плечам свои длинные волосы и обвила гибкими руками шею своего возлюбленного.

– Что же ты медлишь, Тимоша? – прошептала княгиня. – Почто не раздеваешься? Иль не люба я тебе больше? Я наверно сильно исхудала, да?

Желтый язычок светильника озарял светлицу неярким колеблющимся светом; в пазах бревенчатых стен виднелся мох; на полу лежала медвежья шкура, массивные потолочные балки нависали низко над головой; в единственное оконце, забранное желто-зеленым византийским стеклом, глядела октябрьская ночь.

Тимофей соединил свои губы с устами княгини. Затем он отстранился и сказал:

– Голод в Киеве уже нестерпим, люди режут лошадей и собак, беднота сыромятную кожу в кипятке варит, дети малые мрут, а от Святослава нет вестей. Надо что-то делать, княгиня.

– Долог путь от Дуная до Киева, – с печальным вздохом промолвила Ольга. – Ежели добрался Регнвальд до Святослава, то полки сына моего уже спешат к нам на выручку. Но когда они подойдут к Киеву, бог весть…

– А коль Регнвальд не дошел до Святослава, что тогда? – проговорил Тимофей.

– Не ведаю… – скорбно прошептала Ольга после томительной паузы. – Святослав все равно придет когда-нибудь и отомстит печенегам за смерть нашу!

Тимофей взял Ольгу за обнаженные плечи.

– Не о смерти надо думать, пава моя. Я решил идти за подмогой в Чернигов!

– Как это? – не поняла Ольга. – Враги же кругом! И шага не сделаешь, как пленят тебя иль убьют!

– Я наряжусь печенегом, спущусь по веревке со стены пока темно и прямо через печенежский стан пройду к Днепру, – изложил свой замысел Тимофей. – На языке печенегов я разговаривать умею. Ежели кто из степняков заговорит со мной, я скажу, мол, ищу своего коня. Для вящей убедительности я буду держать в руках конскую уздечку. Ну, как я придумал?

– Негодный это замысел! – сказала Ольга с непреклонностью в голосе. – Никуда я тебя не отпущу!

– О людях подумай, княгиня, – укоризненно произнес Тимофей. – Сколь крови прольется, коль печенеги ворвутся в Киев! Сколько жен и детей в неволю угодят! Разве приходится выбирать в нашем-то положении?

– Ты говорил воеводам о своей задумке? – Ольга пытливо заглянула в глаза Тимофею. – Признайся честно!

Тимофей молча кивнул.

Ольга бессильно уронила руки себе на колени, по ее щекам покатились слезы.

– Тогда иди, Тимоша! – сдавленным голосом сказала княгиня. – Ступай, не медли! Ты прав, до ласк ли ныне. Иди, милый. И обязательно доберись до Чернигова!

Незадолго до рассвета ратники спустили Тимофея на веревке со стены. Юноша был облачен в печенежский халат и сапоги, на голове у него была печенежская шапка с прицепленным к ней хвостом степной лисицы.

Сначала Тимофей бродил среди печенежских дозорных, стоящих вдоль киевских стен, и все выспрашивал у них на печенежском наречии, куда подевался его конь?

Дозорные махали руками, показывая Тимофею путь к печенежскому лагерю, мол, ищи там своего коня! Степняки смеялись над переодетым русичем с уздечкой в руках, вот недотепа!