Тьма - Ирина Родионова

Психолог молчала, не зная, что сказать. Быть может, в тот момент она поняла только одно – эта краснощекая девушка была права. Права. Вот и все на этом.

Ника пулей вылетела из школы. Схватила с вешалки короткую розовую куртку, не слушая вопросов удивленной вахтерши, не вытирая со щек жгучие слезы. Уже на улице, увязнув в рассыпчатых сугробах, Ника поняла, что забыла сапоги в раздевалке. Ее тонкие кеды быстро одеревенели на морозе. Оббежав вокруг школы, Ника остановилась у крыльца, часто-часто и слепо моргая. Злость, бушующая внутри, испарилась, и девушку разом покинули все силы. Надо было что-то делать.

Дома, как обычно, пусто: родители на работе, только под диваном спит толстая кошка Мотя, а в холодильнике киснет позавчерашний борщ. Одиноко дома, неприветливо. Даже идти туда не хочется.

Всхрапнув, зашевелился сугроб у самых ее ног, и Ника отскочила в сторону. Сонно повозившись, сугроб поднялся, и только тогда она разглядела, что это собака – огромная, покрытая слежавшейся бело-рыжей шерстью с темными проплешинами на боках.

Выскочив из снега, пес довольно гавкнул и потянулся крупным черным носом к протянутой ладони.

– Шабаш, привет, ты где пропадал-то столько?.. – Губы сами собой расплылись в улыбке, Ника и правда уже успела соскучиться по старому огромному псу. Присев на корточки, она руками зарылась в его ледяную шерсть, на которой комьями висел чуть подтаявший снег. Ника размашисто обняла старого пса.

Шабаш лизнул ее щеку и залился громким лаем, пританцовывая на толстых лапах, размахивая пушистым хвостом.

– Ну, ну, не верещи так… Где ты был, оболтус? Я уж боялась, что все… – Она гладила его, чесала замерзшими руками, и он блаженно щурился, кареглазый и добродушный, подставляя под ее пальцы лохматую макушку.

После школы Ника, не желая дожидаться в пустой квартире возвращения родителей, отправлялась к социальной ночлежке, где на улице бедным старикам или бомжам разливали по тарелкам водянистый суп. Старики, принимая из ее рук пластиковые гнущиеся тарелки с горячим пойлом, благодарили и кланялись, и Ника думала порой, почему так происходит: в школе они с одноклассниками постоянно грызутся и ненавидят друг друга, а эти несчастные люди в оборванных одеждах и с огрубелыми руками кланяются ей, благодарят за помощь, за участие и невкусный суп.

Нет, конечно, их класс вовсе не был звериным питомником: были там и редкие друзья-приятели, и домашку всегда скатывали всем миром, но даже учителя порой говорили им, что такого недружного класса они не видели за много лет своей работы. Слишком разные, слишком эгоистичные, озлобленные и нетерпимые. Нике хотелось верить, что хотя бы к выпускному их жизнь изменится. Они научатся слушать друг друга, хоть немного, хоть иногда.

Лучше всего ей было в собачьем приюте. Она мыла, вычесывала, обрабатывала от блох, насыпала в миски дешевый корм и ходила с собаками на прогулки. Порой Ника подкармливала бездомных кошек, что вечно поджидали ее у подъезда, провожая голодными глазами, порой пристраивала беспризорных щенков в добрые руки.

Шабаш был особенным. Старый и огромный, абсолютно бестолковый и добродушный, даже охранник из него никакой, он всю жизнь провел на улице и, кажется, ничуть от этого не страдал. Раньше Ника все пыталась пристроить Шабаша хотя бы в приют, но все было напрасно.

И тогда она кормила его на улице, чесала и гладила, весело лающего и прыгающего вокруг нее, словно молоденький щенок. Вот и сейчас, чувствуя, как замерзает в груди дыхание, Ника вытряхнула из рюкзака сладкую булочку и, раскрошив ароматную мякоть, кинула прямо в лапы Шабашу.

Пес, склонившись, зачавкал поросенком, больше не обращая на девушку внимания. Она погладила его по голове, а потом, будто решившись, отыскала в рюкзаке блокнот с засушенными клеверными листочками и сунула крошащуюся зелень под ошейник Шабашу (ошейник она купила сама в зоомагазине, чтобы пса не приняли за бездомыша и не увезли куда-нибудь во время очередных отстрелов). Шабаш, кажется, даже не почувствовал невесомый клевер у своего загривка.

– Пусть у тебя будет, – улыбнулась Ника. – На удачу.

Сегодня она поняла, что пришло время окончательно прощаться с прошлым и идти дальше. Никита… Она никогда о нем не забудет и всегда будет любить какой-то особенной детской любовью, но все. Пора. Лехина смерть будто открыла ей глаза, и Ника, парящая в вечном страхе, впервые решила расстаться с любимым засушенным клевером.

Холод сгущался вокруг нее облаком. Подпрыгивая на морозе и согревая дыханием ладони, Ника вспомнила лохматые карагачи, журчание падающей воды, шорох гравия от проезжающих машин и спасительную тень в полуденный зной…

В ноздри снова ударил гнилостный апельсиновый запах, но Ника решила не обращать на него внимания.

Она поняла, куда стоит сходить.

Во время шумной перемены Ника украдкой просочилась в школу и прихватила теплые сапоги. Шабаш, доев булочку, вновь умчался куда-то по своим дико важным собачьим делам. Ника не возражала. Сунув шапку в рюкзак, она побрела за ворота школы, за вереницу серых одинаковых домов. В степь, туда, где ничего не было кроме одинокой автомобильной дороги и полузаброшенной заправки.

Уже перейдя на другую сторону улицы, Ника обернулась, заправляя пушистые волосы за уши, почувствовав на мгновение, как спину прожигает чей-то взгляд. Оглянулась – никого. Пустые окна домов, одинокая машина на дороге, вдалеке лают собаки. Пусто. Но пора идти дальше.

В голову ей упорно лез Леха – неопрятный и краснощекий, ехидный, с затаенной злостью в глазах и неприятной кривой улыбкой.

Увязая в сугробах, Ника то и дело поглядывала на огромные бетонные кольца под автомобильной дорогой, через которые сливали лишнюю воду из заросшего озера на окраине городка. Ручеек этот разливался лишь весной, мчался, живой и быстрый, перепрыгивая через каменные глыбы, неся в своих водах пустые алюминиевые банки и покрытые тиной целлофановые пакеты. Ника помнила, как в детстве они с друзьями вечно пропадали у этих колец, прозванных в простонародье биноклем – издалека огромные дыры и вправду напоминали темные линзы.

Любимой детской забавой была беготня в этих кольцах, когда стремительно несущаяся вода то и дело пыталась зацепиться за кроссовки и промочить их насквозь; когда друзья бегали на скорость и весело хохотали над очередным неудачником, выпачкавшимся в ледяной весенней воде. Они стояли там, мелкие, под невысокими бетонными сводами, едва чувствуя нависающий над головой земляной массив и слабую вибрацию из-за проезжающих по дороге машин.

Сейчас обожаемый бинокль был погружен в зимний сон. Вода, переваливающаяся через щербатый каменистый выступ, замерзла мелкими водопадами и поблескивала теперь в сером сумрачном свете. Высохшая осока зашелестела, когда Ника пробивалась сквозь острые стебли к знакомому месту. Ноги одеревенели от забившегося в сапоги снега.

Вынырнув на площадку перед темными дырами, Ника вытащила из разметавшихся огненных волос пух и заглянула в провалы, по привычке затаив дыханье, как маленькая девочка, замершая перед гигантскими бетонными коридорами, уходящими прямиком в преисподнюю.