Точка возврата - Мария Ильина

От общепитовского духа Валерия неизменно начинало мутить, но ворчать оставалось лишь про себя: «Ну, что за работу выдумали для дежурного врача! Присутствовать при закладке мяса в суп! Мент я, что ли, следить за ворюгами? Закрутили гайки!» Лугов лукавил сам с собой: строгое, въедливое руководство отвечало его натуре. Сейчас он готов был подчиняться, чтобы потом самому так править. Да, честолюбивые цели. А как без них?! Но это потом, через много лет. В нос ударил запах переваренной капусты, Валерий отпрянул к открытому окну, не дожидаясь пока повариха опустит крышку. Вспомнилось, как Лада, проходя по дорожке, машет рукой, а он усилием воли сдерживает глупую радость и снисходительно кивает. Внизу — серый хоздвор, мусорные баки, пятнистая облезлая кошка жмется к стене и никакой радости. Одно раздражение и бегущая фигура в белом халате. Так и есть: Тамара Ивановна — медсестра из восьмого. До чего же шустрая для пенсионерки, гонятся за ней, что ли?

— Валерий Юрьевич! Беда! — крикнула она и облокотилась на косяк, чтобы отдышаться. Вздымалась пышная грудь, подрагивали крупные осветленные кудри, писк моды шестидесятых. — Динка Белова заявилась, в полном психозе! А врачей никого! Нет бы, как положено, в диспансер за путевкой! А она прямо в отделение! И сама никакая, — говорящая осеклась и растерянно замолчала.

— Что еще? Не тяните!

— Вы понимаете, какое дело, мы с Риткой процедурной чай пили. Ну, и нож на тарелочке с колбасой лежал… Так она, в общем…

— Так, значит, больная с обострением бегает по территории с ножом! А вы?!

— Валерий покрылся пятнами от гнева. — Инструкцию нарушаете! Расслабились, к чертовой матери! Нашли курорт! Охрану хоть вызвали?

Медсестра рассыпалась в подобострастии и махнула кому-то рукой. В дверях неожиданно, как клоун на утреннике, возник старичок — божий одуванчик. Если бы не форменная синяя рубашка с черными буквами «Охрана», не догадаешься. В общем, хоть плачь, хоть смейся! А Тамара Ивановна продолжала тараторить:

— Ритка укол готовит, сейчас придет!

— Вы больных в психозе видали когда-нибудь? — скорее для проформы спросил Лугов дедка.

Тот замялся:

— Я, знаете ли, у вас всего третий день. Не успел еще. А раньше в супермаркете работал.

«Кругом инвалиды! Этот умеет только у кассы стоять да коляски откатывать. Охрана, блин!» Ритка шустро ковыляла на шпильках. Пышная размалеванная девка лет тридцати продемонстрировала заряженный шприц и игриво взглянула на Лугова. Он разозлился: «Везде полный абзац, а она хвостом машет! Конечно, все шишки на мою голову, а эти как будто ни при чем!» Покрыл их про себя с перебором, не полегчало! Проинструктировал издевательски подробно. Они тупо покивали головами и побрели за ним гурьбой по дорожке, путаясь друг у друга под ногами. Захотелось снова отчитать разгильдяев, но не успел.

Полумертвая от страха, Лада бегала вокруг фонтана на подгибающихся ногах, а за ней гналась ведьма в красном развевающемся балахоне. Зажатый в руках нож отбрасывал нелепые солнечные зайчики. Картина нереальна, как розыгрыш, как спектакль. Лугов шкурой почувствовал: девчонка долго не продержится, упадет под весело блестящим оружием. Он бросился вперед, словно в футболе на мяч, с тем же чувством окрыляющего азарта, которое принесло ему столько побед и похвал, а сейчас должно было спасти что-то очень важное, восстановить сбитый случаем порядок вещей. Валерий прыгнул на растерзанную клумбу, почти упал на показавшуюся вдруг маленькой фигурку. Вцепился, начал разжимать грязные, с длиннющими ногтями пальцы. Лезвие легко вошло в рыхлую землю. Динка стала брыкаться, царапаться, рвать пуговицы, норовила укусить. Он, конечно, много раз слышал, что один псих по силе стоит троих нормальных, но сейчас ощутил это на себе, с трудом удерживая маленькую, жалкую старушонку. Отчаянно захотелось ударить, но в голове всплыла инструкция: «Только фиксировать». Вздохнул поглубже, чтобы успокоиться, вонь месяцами не мытого тела оглушила, навалилась тошнота. Хорошо хоть «бойцы» расстарались, сделали-таки укол сзади через одежду.

Когда обмякшую пациентку увели, Валерий продолжал стоять, глядя на красные лепестки в черной земле. Хотелось философствовать о причудах времени, которое вдруг растягивает мгновения до невообразимых величин. Он чувствовал себя значительно старше, чем десять минут назад, и мышиная возня, тогда такая важная, стала безразлична. Лугов посмотрел на Ладу, которая тихо всхлипывала в сторонке. Она, будто дождавшись приглашения, бросилась ему на грудь, и не надо было ничего объяснять.

— Твой дед достал совсем, два месяца уже гостит! Ну, сколько можно! Пора бы и честь знать! В родном доме задыхаюсь. Хорошо хоть на прогулки по центру уезжает. Почти восемьдесят лет, еле ноги таскает, а сам все на экскурсии! Просто диву даюсь, турист с того света, блин!

Валерий молчал. Не то чтобы не соглашался, просто в тоне Лады выпирала склочность, проклюнувшаяся после родов и с каждым днем расцветавшая все пышнее и ярче. У него как раз запарка на работе, света белого не видит, а тут еще с женой нянчиться. «Дома вместо покоя сплошные непонятки. Дед, конечно, тот еще фрукт. Чудит — будь здоров! Никого не слушает. Дряхлый, едва живой, а все в забияки лезет! "Я кот, гуляю сам по себе!" Тоже мне!» Валерий глянул в наглую кошачью морду, украшавшую циферблат часов, и принялся ускоренно дожевывать бутерброд, уже не чувствуя вкуса. Вот всегда так, все спешит, не замечая вкуса, цвета, запаха. Да и сама жизнь будто проносится за окном вагона, а это мелькание завораживает, манит, а дотянуться не выходит, поезд несется, не остановить. «Вот и с дедом толком не пообщался… Действительно, что ему здесь нужно? Явно не мы!» Неожиданно вырвалось:

— Прошлое искать приехал. Только почему сюда?

Лада перестала ковырять ложечкой творожок с мюсли и с интересом уставилась на мужа. В тишине часы тикали устрашающе, как счетчик перед взрывом. Искорка понимания блеснула и погасла.

— Все, мне пора! Уже полвосьмого, самые пробки начинаются. Пока! Звони!

Вот так всегда! Только начнешь говорить по-человечески, как ему пора. Пробки, видите ли! Всю жизнь позатыкали! Швырнула чашку в раковину с остервенением, а она целехонька, подпрыгнула издевательски и замерла. Стойкое огнеупорное стекло, ему до поры до времени хоть бы хны. А час придет — само рассыплется без посторонней помощи, не то что стариковы противные железяки! Наставил здесь барахла, будто территорию пометил. Ест только из своей посуды, как старообрядец.

Лада с ненавистью посмотрела на помятую обколотую эмалированную кружку с едва различимой надписью на донышке — 71. Это же надо — почти сорок лет. Терпеть не могла старье, будто груз времени на нем висит, кричит о твоей человеческой хрупкости, бренности. Чуток вещичка послужит — и все, долой, «обновления готовы». Она брезгливо задвинула в угол кружку, поросшую изнутри коричневым чайным налетом. Не моет — его проблемы, в домработницы не нанималась. Лада — творческая личность, от быта звереет. Вот будет ребенку год, можно работать, пусть даже дома, но ему всего четыре месяца, это сколько же еще ждать?! Не выдержать. Помощника рядом нет. Только этот старый козел, который и руки-то не моет, а над правилами ухода за детьми откровенно смеется. Мол, баловство это, мирихлюндия. Сколько поколений без этого жило. Все по Дарвину, сильный выживает и так далее. В общем, демагогия.