Возвращение домой - Розамунда Пилчер

Часы уже показывали восемь. Пора вставать. Ну! Раз, два, три! Джудит откинула одеяло, выпрыгнула из постели, бегом бросилась к электрической печке и включила ее. Затем очень быстро завернулась в шерстяной трикотажный халат и сунула голые ноги в тапочки из овчины.

Подарки были аккуратненько разложены на полу. Она взяла свой китайский плетеный чемоданчик с ручкой и маленькими застежками и стала укладывать в него рождественскую добычу. Часы. Две книги от тети Бидди: новый роман Артура Рэнсома[7] «Зимний праздник» и роскошное, переплетенное в кожу издание «Джейн Эйр»[8]. Вторая книга была очень толстая и с убористым шрифтом, но в ней оказалось полно цветных иллюстраций, защищенных листами тонкой папиросной бумаги – и таких соблазнительных, что Джудит не терпелось приняться за чтение. Далее, шерстяные перчатки от бабушки с дедушкой. Стеклянный шар – если потрясти его, внутри взвивается настоящая снежная буря, – это подарок Джесс. Мама подарила пуловер, но этот подарок несколько разочаровал Джудит: она-то хотела пуловер с воротничком «поло», а этот был с круглым вырезом. Но всех заткнула за пояс тетя Луиза: несмотря на обещанный велосипед, Джудит обнаружила под елкой пришедшую от нее посылку, обвитую остролистом; внутри оказалась рассчитанная на пять лет тетрадь под личный дневник, пухлая, переплетенная в кожу, прямо как Библия. Подарок от папы еще не дошел. Особой пунктуальностью он никогда не отличался, да и посылки от него шли бесконечно долго. Правда, ожидание всегда окупалось с лихвой. Один из лучших подарков Джудит получила от Филлис, как раз то, что ей было нужно, – ножницы, пузырек клея и маленькая кисточка. Она будет держать все это в запирающемся на ключ ящике своего стола, чтобы туда не добрались неугомонные пальчики Джесс, и теперь, когда бы ей ни захотелось что-нибудь смастерить, вырезать или просто наклеить почтовую открытку в личный альбом, – не придется идти к матери за ножницами (которых никогда не отыскать) или делать клейстер из муки с водой. Став обладательницей этих незатейливых канцелярских принадлежностей, Джудит почувствовала себя независимой и самостоятельной.

Она аккуратно сложила все подарки в плетеный чемоданчик. Он наполнился доверху, но крышка закрылась легко, Джудит застегнула его и поставила на кровать. Потом как можно быстрее оделась. Завтрак уже готов и ожидает ее внизу; она проголодалась и надеялась, что будут сосиски, а не яйца-пашот[9].

Бидди Сомервиль сидела у себя в столовой и пила черный кофе, стараясь не обращать внимания на легкое похмелье. Вчера вечером, после ужина, зашли два лейтенанта из мужнина колледжа, Боб достал бутылку коньяка, и, угощая гостей, Бидди сама порядком перебрала. Пульсирующая в висках тупая боль теперь напоминала ей, что следовало остановиться после двух рюмок. Она не стала говорить мужу, что нехорошо себя чувствует: понятия не имевший, что это за мучение, Боб приравнивал похмелье к перегреву на солнце.

Сидя на другом конце стола в полном обмундировании (отпуск по случаю праздников закончился, и сегодня он выходил на службу), Боб читал «Таймс». С минуты на минуту он свернет газету, положит ее на стол и объявит, что ему пора выходить. Гости еще не спустились к завтраку, и слава богу, думала Бидди: до их прихода она, может, еще успеет выпить вторую чашку кофе и ей полегчает.

Сегодня гости уезжали, и Бидди весьма сожалела, что пришло время расставания. Она пригласила их к себе по нескольким причинам. Во-первых, для Молли это было последнее Рождество перед возвращением на Восток, а она – единственная сестра Бидди. Трудно сказать, когда они встретятся вновь. Во-вторых, Бидди испытывала неловкость, оттого что за все эти четыре года не сделала для Данбаров всего, что могла бы, – недостаточно им помогала, мало с ними виделась. Была и третья причина: Нед поехал кататься на лыжах за границу, а мысль о Рождестве без молодежи была так безрадостна, что хотелось как-то восполнить отсутствие сына и его компании.

У Бидди было мало общего с сестрой, она едва знала ее девочек и не была уверена, что все пройдет хорошо. К счастью, все обошлось. Молли, правда, иногда сдавала, сокрушенная головокружительным вихрем вечеринок и приемов, и ретировалась к себе в комнату, чтобы отдохнуть, а Джесс оказалась избалованной и невоспитанной девчонкой, которой потакают в каждом ее капризе. Зато Джудит стала поистине приятным сюрпризом. Бидди была бы рада такой дочери. Умеет занять себя, в разговоры взрослых не влезает, зато стоит предложить что-нибудь интересное – и она первая откликнется. Да и собой необычайно хороша… или, во всяком случае, будет через несколько лет. Рядом не было ее сверстников, но это ничуть не обескуражило Джудит, и на вечеринках она вела себя очень тактично: старалась помочь, передавая тарелки с орехами и печеньем, отвечала всем, кто с ней заговаривал. Даже Боб не просто исполнял свой долг дяди и хозяина, но искренне привязался к племяннице. Ему нравилось, что она говорит ясно и отчетливо, глядя в глаза собеседнику, и у них сами собой сложились отцовско-дочерние отношения, которых обоим так или иначе недоставало.

Может быть, стоило обзавестись дочерьми? Может, детей должно было быть много? Но у них был один Нед, отправленный в восемь лет в приготовительную школу[10], а потом поступивший в Военно-морской колледж в Дартмуте. Годы летели так быстро; казалось, еще вчера он был ненаглядным малюткой с пухлыми щечками и соломенными волосами, с перепачканными коленками, шершавыми и теплыми маленькими ладошками. Но ему уже шестнадцать, и ростом он почти с отца. Оглянуться не успеешь, как он закончит учиться и пойдет служить на флот. Станет взрослым человеком. Женится. Создаст свою семью. У Бидди разыгралось воображение. Она вздохнула. Ее не привлекала перспектива стать бабушкой. Она еще молода. Она чувствует себя молодой. Необходимо продлить молодость, продлить любой ценой!

Дверь открылась, и в комнату, скрипя, вошел Хоббс с утренней почтой и свежезаваренным черным кофе. Он поставил кофейник на буфет, подошел и положил письма на стол. Хоть бы он сделал что-нибудь со своими скрипучими ботинками, подумала Бидди.

– На улице страшный мороз, – начал он словоохотливо, – канавы заледенели. Я посыпал солью ступеньки перед входом.

На это Бидди ответила только: «Спасибо, Хоббс». Стоит вступить с ним в беседу – ввек не отвяжешься. Разочарованный ее затянувшимся молчанием, он угрюмо пожевал губами, поправил лежащую на столе вилку, дабы оправдать свое присутствие, и наконец нехотя удалился.

Боб продолжал читать газету. Бидди просмотрела почту. От Неда всего-навсего открытка, зато от матери письмо – вероятно, с благодарностью за толстый вязаный плед, который Бидди послала ей на Рождество. Она взяла нож, намереваясь вскрыть конверт. Боб в это время опустил газету, сложил ее и, с какой-то даже резкостью, бросил на стол.