Книгоед - Владимир Аренев

Мог бы. Но что делать с правой кроссовкой, аккуратно разрезанной у подошвы? — словно два лезвия сошлись.

"Или две половинки клешни", — обреченно подумал Эмка.

в которой за Эмкой охотятся, принимая его за оленя

Дома мальчик по-быстрому пообедал и сел дальше исправлять картинки в книжках.

Впрочем, орудовать резинкой быстро надоело.

Эмка отбросил подальше стирательный инструмент, сдвинул ногой часть оставшихся книг, перебрался на диван — мол, была ни была, вздремну чуток. И крепко заснул.

И снился Эмке новый сон. Будто выходит он из лесной чащи и видит прямо перед собой странного мужика — в старинном камзоле, в парике с завитыми локонами, в шапке-треуголке. Мужик удивленно глядит на Эмку, снимает с плеча ружье и досадливо хлопает себя по патронташу: а патроны-то закончились!

Тотчас он достает из кармана персиковую косточку и запихивает ее в ружье!

"Так это ж барон Мюнхаузен!" — догадывается мальчик.

Барон уже успел вскинуть оружие и направить ствол прямиком Эмке в лоб.

"Атас! — кричит сам себе Эмка. — Он же меня за оленя принимает! А косточку персиковую я ему сам вместо вишневой дорисовал! Лучше бы кокос намалевал — фиг бы барон его в ружье втиснул!"

— Мама! — мальчик берет низкий старт, да не тут-то было. Пространство, как и на футболе, вдруг стало вязким — не воздух, варенье! А за спиной Эмка почувствовал какое-то движение, услышал ехидный смех.

Косточка из ружья ракетой, спешащей к неведомой планете, уже летит к мальчику. Правда, летит медленно.

БАЦ!

— Ой! — завопил Эмка. — ОЙ!!!

Боль была невероятная — и мальчик кинулся в лесную чащу. И вязкость пространства не помешала, да и не стало сразу никакой вязкости: пропало невидимое варенье.

Голова болела ужасно.

"Надо просыпаться", — решил Эмка.

Чтобы сделать это, он прибег к старинному способу — ущипнул себя. И снова взвыл от боли.

Итак, проснуться не удалось. Зато за спиной опять раздался противный тихий смех.

"Что же теперь будет, а?"

Эмка брел по лесу, не разбирая дороги, проламываясь сквозь какие-то колючие кусты, ломая ветки, пугая птиц.

Через несколько часов, порядком уставший, мальчик огляделся и обнаружил, что оказался в малиннике. Тут и живот как раз сообщил, мол, неплохо бы перекусить. Эмка вспомнил, как мама с папой строго-настрого запрещали ему кушать немытые ягоды. "Но ведь сон же! Да и воды поблизости нету".

Конечно, тут же захотелось пить. Чтобы хоть немного утолить жажду, Эмка накинулся на малину: все местные медведи-прожоры обзавидовались бы, глядя, как мальчик врубается в заросли, обрывая ягоды и горстями отправляя их в рот. Всякая насекомая мелочь в ужасе бежала прочь.

"И чего это я ем, как не в себя?" — удивился Эмка. "Неужели, расти буду?"

Наконец мальчик наелся, отыскал громадный валун, на котором рос шелковистый коричневый мох, и присел рядом.

"Эх, отосплюсь!"

Он зевнул, прикрыл рот ладонью и только сейчас сообразил, что руки и губы у него липкие от малинового сока. Надо бы вытереть.

Наклоняться к траве было лень, и Эмка повернулся к валуну. Оказалось, об мох руки очень даже хорошо вытираются. Вот только лицо… — и мальчик решил выдрать клочок моха.

Валун вздрогнул и зарычал.

"Медведь, елки-палки!"

И какой медведь — такие, наверное, только в книжках да снах попадаются. Эмка вскочил на ноги и попятился, понимая, что далеко он не убежит.

Вдруг в небе раздалось кряканье, захлопали крылья — и Эмка, и медведь с интересом посмотрели вверх. А поглядеть было на что: штук шесть или семь уток, нанизанных на веревку, неслись над лесом, позади в воздухе бултыхался все тот же барон Мюнхаузен. Но вот он дернулся, еще раз — веревка не выдержала, лопнула, и барон рухнул на землю.

Медведь поглядел на Эмку, на Мюнхаузена, снова на Эмку. Мальчик скорчил зверю страшную рожу и замахнулся. Медведь разочарованно вздохнул и побрел к барону, еще не пришедшему в себя после приземления.

Впрочем, при виде хищника Мюнхаузен резво вскочил, но убежать не успел. Медведь поднялся на задние лапы — и тогда барон ухватил его за передние.

Так они и застыли: медведь в простодушном изумлении, барон — в крайнем напряжении всех сил. При этом одним глазом он ухитрился заприметить Эмку:

— Так вот ты где, мой олень! Погоди, я и до тебя доберусь.

Эмка заплакал от несправедливости и обиды. Ну почему глупый барон охотится за ним?!

Однако, времени рассуждать не было — и мальчик поторопился оставить Мюнхаузена наедине с медведем.

Лес все никак не кончался. "Может, я заблудился? — обреченно подумал Эмка. — Заблудился в собственном сне, и теперь никогда из него не выберусь".

Он уже потерял счет времени. Чаща, по которой он брел, была настолько густой, что солнечные лучи сюда почти не проникали. Да и звери здесь водились какие-то странные: то выбежит навстречу лиса без шкуры, то промчится дивный заяц с восемью ногами: две пары, как у всех зайцев, а две — на спине болтаются… А то было: идет Эмка, а навстречу ему — чудная парочка свиней. Впереди семенит малюсенький кабаненок, а за кабаненком — взрослая свинья, бежит и за хвостик сына держится.

Короче, насмотрелся Эмка чудес — куда уж там вруну-барону!

А голова буквально раскалывалась, слезы текли и текли. В очередной раз вытерев их, потянулся мальчик пот смахнуть — и ахнул! Точно посередине лба выпирали у него рога!

Вернее, не рога, а дерево!

"Проросло уже!" — ужаснулся Эмка.

Он посмотрел вверх и увидел над собой ветки. Дерево не только росло, но и щедро плодоносило. Прямо перед глазами, так, что можно было достать рукой, на ветвях висели, тяжело покачиваясь, алые персики. Мальчик в отчаяньи сорвал один и надкусил. Персик был сочный и сладкий.

"Вкусно!…А ведь получается, сам себя ем!"

Скупые мужские слезы душили Эмку.

Он заревел в голос и побежал по лесу, не разбирая дороги.

Но вскоре странные звуки привлекли его внимание. Он услышал гром кононады. Где-то рядом шла война.

Мальчик направился туда, откуда доносились звуки битвы.

"Пускай лучше убьют, чем так мучиться. А может, помогут. Ведь люди же они все-таки. Да и если война, должны быть какие-нибудь доктора".

Он подоспел как раз к тому моменту, когда осаждавшие крепость солдаты смяли сопротивление. Сдавшиеся на милость победителям хозяева твердыни открыли ее ворота, и бурный поток осаждавших хлынул внутрь.

Эмка подумал-подумал и тоже отправился в крепость.