Французский Трофей - Джеки Бонати

– Утром сделаете примочку с отваром, только едва теплым, на живую не сдирайте, фельдшерам особое внушение сделайте, – попросила Ева. – Я думаю, зрение восстановится, ожоги не такие сильные, как я боялся. Так что, штабс-ротмистр, придется нам еще потерпеть ваши уродливые портреты лет эдак сорок-пятьдесят. Один я бы заимел у себя на память, хорошо? – подбодрила его Ева.

– Это вы, Константин Евгенич? – конечно, в лагере Женевьеву знали все, но штабс-ротмистр немного удивился, ведь не слышал голоса второго врача после ранения. Впрочем, все в лазарете знали, что с ним. – Рад, что вам лучше. Если смогу видеть, намалюю вам что-нибудь, – пообещал он, растянув потрескавшиеся губы в улыбке.

– Я, я, не волнуйтесь. Поставим вас на ноги, еще будете подвигами перед дамами хвалиться, – улыбнулась ему Ева, и поправив покрывало, пошла к другому пациенту.

Катерина бережно смазала ему губы вазелином и повела Еву к последнему пациенту.

– Майор Яловецкий, – представила она пациента, который не спал. – Попадание заряда картечи с близкого расстояния – кости руки и плеча сильно раздробило. Ампутировать было нельзя, Андрей Ионович побоялся, что шок будет, поэтому собрал… как смог, – она со вздохом посмотрела на мужчину – красивого статного офицера и теперь практически без руки.

– Катенька, полно вам, к счастью, я левша. – Улыбнулся ей вымученно майор, и Ева отправила ее за морфином. Осмотрев офицера, она поговорила с ним, посмотрела гипсовую повязку, правда не полностью закрытую, а наполовину, чтобы кости не смещались.

– Думаю, это лучшая работа Андрея Ионыча, – ответила ему честно Ева. – Чувствительность в пальцах – это просто чудо Божье, значит иннервация сохранилась. Возможно, будет локтевая контрактура, то есть, не сможете полностью разогнуть руку. Но я бы посоветовал вам потом ехать на воды, реабилитироваться.

– Андрей Ионович гений, – кивнул майор и улыбнулся. – Но, если бы не вы, и спасать было бы нечего. Вы не помните, наверное? На поле боя вы мне руку перетянули – к туловищу привязали, так что хоть все кости остались на месте. Спасибо!

Вернувшись, Катерина умело поставила ему укол и поправила одеяло.

– Француз еще остался, которого вы притащили, – добавила она, когда они вышли от майора. – Он отдельно лежит. Проводить вас?

Ева смутно помнила своего пациента-француза, как и едва помнила, что спасла раненого на поле боя.

– Да, проводите, пожалуйста, – попросила она, кивая.

Тот лежал за ширмами и тоже не спал.

– Добрый вечер, – поздоровалась с ним по-французски Ева и стала осматривать его, в первую очередь колено, а потом и руку.

– Константин? – позвал его Этьен, не уверенный, что правильно запомнил имя юноши, с которым познакомился, казалось, в прошлой жизни.

Лица человека, вытащившего его с поля боя он не помнил – не в том был состоянии, а потом не до конца понимал все разговоры, которые велись на русском – язык он знал недостаточно хорошо. Впрочем, к нему врач обращался по-французски, но ограничивался лишь набором необходимых фраз и вопросов.

Ева удивленно взглянула на пациента, и его лицо показалось ей смутно знакомым, но где и когда она могла его видеть, она сказать не могла.

– Мы знакомы? – спросила она, меняя ему повязку на руке и осматривая швы.

– Немного, – ответил Этьен, едва заметно поморщившись в тот момент, когда повязку отнимали от еще незажившего шва. – Прошлой весной мы с вами познакомились в салоне княгини Голицыной. Так же я имел честь быть представлен вашему другу князю Войницкому-Смирнову.

Ева удивленно уставилась на француза и действительно узнала его, пускай он был грязным, осунувшимся и заросшим щетиной.

– Этьен дель Мар? – неуверенно спросила она, не слишком точно припоминая его имя. – Господи Боже. И вы на этой войне… – она была поражена таким совпадением.

– Де Морель, – поправил он и улыбнулся, насколько это вообще было уместно в такой ситуации. – К сожалению, да. Я понимаю, вас это едва ли волнует, но это не было моим желанием, это мой долг, который я принял на себя, присягнув моему Императору. Мне искренне жаль, что наши страны враждуют.

Молодой хирург только тяжело вздохнул.

– Война…это ужасно. Сколько гибнет. Сколько будет калек. И вы теперь на положении военнопленного, мне очень жаль, – сказала Ева, накладывая повязку.

– Вы… вы мне сочувствуете? – Этьен распахнул глаза от неожиданности. Он ожидал ненависти, но не некоего даже понимания, да еще и заботы, пусть чисто медицинской. – И лечите меня? А вы не знаете, кто вытащил меня с поля боя? – спросил вдруг он, уверенный сейчас, что это был сослуживец.

– А я должен вас ненавидеть? – удивленно спросила Ева. – Не вижу в этом смысла. Все мы люди…– пожала она плечами. – Дать вам морфину? Или болит не сильно? А с поля боя вас вытащил я. Вы были последним кого я принес.

Ноги у Этьена ныли ужасно, видимо от того, что кости срастаются, но сейчас он впервые забыл об этом.

– Вы меня вытащили? – изумленно спросил он. – Но почему? Я ведь воин вражеской для вас армии. Почему вы не оставили меня умирать? – как ни странно, виконт понимал, что поступил бы точно так же. Но знал он и то, что большинство его сослуживцев бросили бы обреченного на смерть врага.

– Потому что я давал клятву помогать всем людям, которые в этом нуждаются, независимо от армий, войн, подданства и так далее. Вам моя помощь нужна, и вы ее получите. Так что с морфином? – мягко улыбнулась она.

– Что ж, в таком случае, мне остается только благодарить высшие силы за то, что они послали именно вас в то место поля боя, где меня угораздило оказаться, – Этьен улыбнулся в ответ.

Он вдруг осознал, что не хочет казаться слабым перед этим юношей, так возмужавшим с момента их встречи, поэтому он лишь отрицательно мотнул головой.

– Думаю, у вас есть пациенты, которым обезболивающее нужнее.

– Воистину это так. – Кивнула Ева и улыбнулась французу. – Я ценю ваш благородный порыв, но лазарет – это то место, где можно позволить себе не геройствовать и попросить морфин. Или настойку опиума. Поэтому спрашиваю еще раз на всякий случай, – сказала ему Женевьева, приподнимая его голову и помогая выпить прохладный травяной отвар против воспалений.

Отвар был очень кстати – у Этьена как раз пересохло в горле, поэтому, утоляя жажду он смотрел на Константина с искренней благодарностью поверх каймы кружки.

– Спасибо вам… Константин… Я даже не знаю вашего чина, – он улыбнулся и снова кивнул. – Пока я в состоянии потерпеть, но, если станет невыносимо, я скажу вам.

– Корнет. Но оно не важно, мой чин. Тут я младший хирург. Это гораздо важнее, – ответила она, промакнув его лоб. – Если понадобится, зовите сестер, они придут и помогут вам. Доброй ночи, постарайтесь уснуть. Во сне раны быстрее заживают, – Ева попрощалась и вышла к Екатерине, наказав ей следить за французом так же как за остальными ранеными.