Трое обреченных - Алексей Макеев

Екатерина постучала воблой по салфетке.

— Проблемы, Костик? В Центральном парке сегодня Вернер — там музыка играет и пиво под каждой сосной. А кто его туда отправил?

— Я все отчетливо помню, — поморщился Максимов. — И попрошу без гадких намеков.

Приблизился зевающий официант — в потертом камзоле и с повязкой на левом глазу. Забрал пустую кружку, доставил полную, зловеще осведомился, не понадобится ли что-то еще.

— Спасибо, вас призовут, — поблагодарил Максимов.

— Интересно, он на самом деле одноглазый? — задумался Олежка, провожая глазами сутулую фигуру.

— Хорошо хоть, не слепой, — засмеялась Екатерина.

— Зря смеетесь, Екатерина Сергеевна. При организации ЦРУ, между прочим, в буфетчики штаб-квартиры нанимали исключительно слепых и слабовидящих — для обеспечения строгой секретности.

— А в пабах Старой Англии до сих пор приделывают к кружкам свистки — для вызова разносчиков, — вспомнил Максимов. — Вот только в России такое новшество не приживется — у нас хоть засвистись.

Вернер на звонки не отвечал. То ли нагло игнорировал, то ли под землю забрался. В конторе отозвалась бессменная Любаша (Максимов устыдился — гуляли вместе, а опохмеляются — сами).

— Ах, это вы, Константин Андреевич, — не очень бодро проворковала Любочка. — Скучно тут без вас. И клиент сегодня не идет… Не звонил ли Вернер, говорите? Ах, звонил, еще как звонил. Вертится, как заведенный, уйму работы переделал. Спрашивал, не являлись ли вы в контору.

Про наличие сотовых аппаратов у каждого детектива Вернер, видимо, решил забыть.

— Ага, все-таки он вертится… — пробормотал Максимов. — Передай этому кадру, Любаша, если снова позвонит, — безумно хотелось бы его услышать.

— Ага, — хихикнула Любаша. — Если он еще не слишком пьян.

Вернер позвонил после второй добавочной кружки. Судя по бодрости духа, времени даром он в парке не терял. Во всяком случае, совмещал работу с полезным.

— Докладываю, Константин Андреевич. Твое задание перевыполнено. Проведена уйма полезной и бесполезной работы. Добрый человек, сидящий в парке у игральных автоматов и собирающий пятачки, вспомнил вчерашнюю женщину. Она за кем-то следила — в этом он уверен абсолютно, поскольку тридцать лет прослужил в органах и умеет отличать следящего человека от праздношатающегося. Ориентировочное время — одиннадцать сорок пять. Стройная, в черных очках, бесцветные длинные одежды. Большое родимое пятно на левом запястье — по нему и запомнил. Рукава у дамы короткие, понимаешь? Еще ходить на шпильках не умеет. Или туфли тесные. Дошла до конца аллеи, отошла за елочку. А потом как-то неуверенно — обратно. Боковой выход из парка, а за ним остановка — напротив Академии госслужбы. Как раз автобус подходил — частный «пазик». Номер человек не запомнил, но борта разрисованы рекламой какой-то чистящей дряни. Автобус желаний, одним словом. Женщина метнулась к выходу из парка — чуть ногу не подвернула. Скинула туфли, зажала их в руках и побежала на остановку. Успела запрыгнуть в автобус — и уехала.

— И это все? — на всякий случай уточнил Максимов.

— Так точно, — не смутился Вернер. — Не запомнил человек с пятачками номер автобуса — не казнить же его. В другой раз запомнит… Ты сам посуди, Константин Андреевич, много ли в городе частных автобусов, идущих мимо Центрального парка и разрисованных рекламой какой-то чистящей дряни?

Всего лишь вопрос времени. Но у кого из сотрудников это время отнять — вот в чем вопрос.

— После обеда — сбор в офисе, — сухо сказал Максимов и прервал связь.

Камера бесстрастно фиксировала: в детективное агентство «Профиль» поднимается нежелательный субъект. Женского пола. Эту новость с вытаращенными глазами принесла из приемной Любочка, в обязанности которой входило не только пребывание за секретарским столом, но и редкие подглядывания в монитор.

— Это она, Константин Андреевич! Та самая стерва, что учинила нам погром!

— Одна? — поднял голову Максимов.

Любочка сглотнула.

— Вроде одна. И одета как-то не так…

— А чего орешь, как выпь? Может, она извиниться пришла?

— Я ей щас такого извинюсь! — взметнулся вместе со стулом Вернер. — Я ей щас такого пистона вставлю! Она узнает у меня, что такое настоящий беспредел!.. Да у меня такие связи — она до Кулунды будет бежать без остановки, боясь оглянуться…

— А я ей лично ноги укорочу, — клятвенно заверила Екатерина.

— А я — морально уничтожу, — примкнул к храбрецам Олежка.

— Какое твердое единство, — восхитился Максимов. — А теперь слушайте мою команду, господа самоубийцы. Любочке — отпереть дверь и сидеть тихо, остальным — уйти вон в ту каморку и до особого распоряжения — не чихать. Нарушители режима лишаются премии.

Самое любопытное, что желающих ослушаться не нашлось. В ту секунду, когда в дверь робко позвонили, за Вернером, плетущимся в арьергарде, уже закрывалась дверь.

Визит обещал много любопытного. Но больше всего Максимова интриговало, СКОЛЬКО в состоянии предложить дама.

В отличие от вчерашнего, она была настроена миролюбиво. Поднимать сотрудников в ружье не имело смысла. Сидела напротив, излучая холодную любезность, одетая неброско, волосы распущены — и практически ничем не напоминала вчерашнюю фурию, готовую растерзать детективов. В принципе, она была привлекательной женщиной. И уж, конечно, не глупой.

Впрочем, улыбка давалась ей с трудом. В глубине отчаянно выразительных глаз таилась тревога.

— Надеюсь, продолжения не ожидается? — неловко пошутил Максимов. — Как видите, мы уже успели навести порядок.

Дама сдержанно кивнула, давая понять, что и шутку, и ее неуклюжесть она прекрасно понимает. После чего извлекла из кожи лично замученного крокодила курительные принадлежности, прикурила (Максимов даже не почесался, чтобы опередить с огоньком).

— Прошу простить за недоразумение. — Дама глубоко затянулась, стряхнула пепел в обнаруженную на столе пепельницу, еще раз забралась в сумочку и выложила перед Максимовым конверт. — Здесь тысяча долларов, уважаемый сыщик. Компенсация за, так сказать, моральный и материальный ущерб. Надеюсь, хватит?

— Должно хватить, — согласился сыщик. — За, так сказать, компенсацию. Приятно сознавать, что сохранились еще на свете совестливые люди.

— Мы ошиблись, — кивнула женщина. — Пантюшин не приносил вам того, чего не должен был. С ним уже поговорили.

— Он живой?

— А почему нет? — Дама удивленно вскинула лихо загнутые брови. — Вполне живой и невредимый. Я же говорю — произошло досадное недоразумение, за что и прошу меня простить.

А дальше произошло то, чего он с нетерпением ожидал. Но сначала дама покрутила головой, принюхалась и с подозрением спросила:

— Мы одни?