Правозащитник - Артур Строгов

— Я знаю, поэтому мне нужна Ваша помощь и дружба тех, кто будет у власти, потому что то, чем я буду заниматься, будет вызывать всеобщее раздражение и недовольство.

— Значит, хочешь всерьез защищать права людей? Как адвокат? С чего вдруг проснулась такая забота?

— Нет, у меня врожденное предубеждение к адвокатам, основанное на внутреннем чутье… Я собираюсь не только защищать права людей. Я разверну широкую благотворительную деятельность по всей стране. У меня много проектов, но это все в зародыше. На реализацию всего того, что я задумал, нужны миллиарды, которыми я пока не обладаю… но буду обладать.

— Хочешь стать «филантропом всея Руси»? Смотри не прогадай. На Руси всегда были филантропы, в былые времена их называли миллионщиками, но всегда ненавидели, несмотря на все их благие деяния. Сегодня не принято, чтобы человек, обладающий твоими достоинствами и богатством, занимался подобными вещами… героев наша страна не особо жалует… скорее, восхищается ими, когда их уже нет в живых.

— Так я и есть другой человек, Алексей Белосельский разбился в аварии. Я — не он. Я изменился. И судить меня станут только по моим будущим поступкам.

— Все, ты ненормальный, но в твоих словах я вижу логику. Ты твердо стоишь на своем?

— Совершенно твердо.

Старик устремил свой тяжелый взгляд на почти бесстрастное, но полное благородной решимости лицо молодого человека.

— Я сделаю, как ты просишь!

В течение получаса профессор в потертом старомодном пиджачке вещал с кафедры студентам про социалистов-утопистов, затем отметил достоинства Томаса Мора, отказавшегося признавать Генриха VIII главой англиканской церкви, а после изящного спича перешел на сочинение под название «Похвала глупости» Эразма Роттердамского.

Белосельский присутствовал на лекции, и вопреки обыкновению достаточно внимательно слушал преподавателя, над которым всегда посмеивался и старался задеть. Внезапно профессор устремил на молодого человека взгляд, полный укоризны, и произнес:

— Что касается некоторых студентов, то я не уверен, что смогу их допустить до экзамена по причине их многочисленных пропусков.

Несколькими месяцами ранее Белосельский бы отделался шуточками, но теперь он встал и возразил:

— Даже если на это есть веская причина?

— Никакие причины не могут служить оправданием Вашего поведения.

— Вы ведь сейчас имеете в виду не мои пропуски, а мое поведение.

Профессор промолчал.

— Нет, давайте это обсудим. Я действительно пропустил лекции… Но ведь Томас Мор также пропустил некоторые заседания королевского совета по причине того, что сидел в тюрьме, я же был в больнице.

— Это понятно, но тот объем, который нужно подготовить к экзамену…

— Я даже буду готов сдать Вам несколько раньше, так как мне, по всей вероятности, придется уехать и оставить учебу.

— Разумеется, — съязвил профессор, — кому сейчас интересна философия… Ведь Вам, банкирам, куда милее бухгалтерский учет.

— Нет, Вы глубоко заблуждаетесь, — отвечал Белосельский, — Ваш предмет очень важен. Тем более что пример Томаса Мора, который остался верен своим убеждениям, является уникальным примером человека, пострадавшего за свои убеждения… Может быть, когда-нибудь Вы услышите обо мне, который также остался верен…

— Вы сравниваете себя с великими стоиками?

В голосе преподавателя явно ощущалась насмешка.

В зале раздался хохот. Студенты стали «чирикать» как стая птиц.

— Видите ли, молодой человек, — продолжал профессор, слегка почесывая седеющую бородку, — недостаточно владеть только лишь банком или предприятием. Важно еще правильно использовать средства…

— Кто Вам сказал, что я их буду неправильно использовать? — горячо возразил Белосельский. — Может, я тоже принадлежу к плеяде избранных, имена которых будут написаны золотыми буквами? Откуда Вы можете знать все это? Вы судите лишь с поверхностной точки зрения.

Профессор замолчал.

— Не спорь с ним, — шепнул на ухо Алексею Артем, единственный его приятель, к которому наш герой чувствовал симпатию.

В это время ученый спор был прерван, так как явился рыжеватый человек, похожий на взъерошенного попугая, и визгливым тоном заявил, что декан желает видеть Алексея Белосельского.

Декан — грузный мужчина лет сорока, без признака каких-либо волос на голове и затылке, поднял свои водянистые глаза, в которых наряду со строгостью была некая примесь раболепия.

— Я Вас позвал, чтобы решить вопрос о…

— Я знаю, что Вы хотите сказать, — прервал декана Алексей, — экзамены я, скорее всего, сдать не смогу, так как я уезжаю…

Лицо декана приобрело беловатый оттенок.

— Как уезжаете? А как же плата за…

— Не волнуйтесь, — несколько высокомерно отвечал Алексей, — Вы получите двойную сумму. Я позабочусь об этом. Вопрос с оплатой будет решен сегодня же. Не беспокойтесь, единственное, я хотел бы сдать экзамены раньше, чтобы получить диплом.

Декан был явно озадачен и не сразу нашелся что ответить.

— А как же правила?

— Для меня Вы сделаете исключение… Я думаю, что для Вас это не составит особого труда.

Декан внимательно посмотрел на своего студента и затем, словно завороженный его властным взором, утвердительно закивал головой.

Белосельский вышел от декана довольный одержанной победой. У выхода из института, прислонившись к белой колонне портика, курили студентки. Елена была среди них. Ему показалось, что она ждала именно его. Есть девушки, поведение которых манит и завораживает. Они не просто красивы, они притягивают как магнит. Причем их жесты, шаловливая улыбка всегда располагают к флирту. Но всегда понимаешь — к кому именно обращены все улыбки и подмигивания. Елена глядела на него с таким выражением, какого не понять невозможно. Он остановился слегка поодаль от нее, несколько секунд вдыхал холодный осенний воздух, потом попрощался со своим другом Артемом и поманил девушку пальцем. Елена отделилась от группы подруг.

— Поедем, — предложил молодой человек, — Виталий отвезет нас. Я тебе кое-что хочу показать. Ты удивишься… А потом пойдем в ресторан?

И почти не дожидаясь ее согласия, он дал знак своему «церберу» подогнать автомобиль ко входу.

Они приехали на Б*** бульвар. В ту пору центральные улицы Москвы еще не были замощены скользкой и неудобной плиткой; здесь властвовал лишь гранитный камень и асфальт; высившиеся здания «глядели» несколько угрюмо, напоминая мрачные бесчувственные изваяния из мрамора, подобно египетским пирамидам.

— Зачем ты меня сюда привез? — в голосе Елены звучало нетерпение и легкий оттенок недовольства.