Бродяга. Зита и Гита. Кинороманы - Владимир Андреев

— Мама, может, мне сегодня не ходить в колледж? — осторожно спросила Шейла.

— Можно и не пойти, ничего страшного в этом нет, ты у меня способная девочка, наверстаешь. Ну, иди к себе, милая. И распорядись — пусть узнают, когда принесут от прачки лиловое сари.

— Ну что, хорош обед? — обратилась она к супругу. — Все недовольны. А на мне ведь весь дом. Вздохнуть некогда. И никто из вас не ценит мою доброту, мою заботу.

— Может быть, Зита уже оценила твою доброту и заботу? — дипломатично и наводяще поспешил вставить Бадринатх, чтобы перевести разговор в нужное для него русло — о Зите. Уж очень жаль ему было девочку.

— Кстати, отец, сегодня надо вносить деньги за учебу в колледже. Какое сегодня число?

— Первое.

— Первое число?

— Разумеется, моя дорогая, если вчера было тридцать первое, значит, сегодня — первое, — резонно заметил Бадринатх.

Но до Каушальи не доходили эти тонкости юмора, сатиры, иронии и тому подобного.

Она — человек прямой, находчивый, а главное — практичный.

— Так-так, твой адвокатишка должен сегодня принести деньги за Зиту, — вслух рассуждала Каушалья и, обернувшись к уходящему супругу, бросила: — Бадринатх, придет адвокат, а Зита у нас взаперти. Выпусти ее, пусть переоденется и приведет себя в порядок, сари и украшения я сейчас принесу.

Каушалья вынула связку ключей от сейфов и шкафов из серебряной шкатулки, которую хранила далеко от любопытных глаз.

Она открыла большой старинный шкаф, шкаф Лолиты, и достала из него легкое белое сари. Из левого ящика шкафа взяла два браслета и жемчужное ожерелье и все это отнесла к Зите в комнату.

Миновав дамбу, такси выехало на набережную западного побережья.

Гупта был под впечатлением встречи и беседы с Рави, а также продумывал его предложение — предстоящую поездку в Брадж.

Потрогав рукой боковой карман пиджака, Гупта убедился: конверт с деньгами на месте. Он переложил его в портфель.

«Интересно, как там поживает моя подопечная — Зита?» — подумал он.

Отца ее он не знал. Дело по опекунству ему передали в нотариальной конторе.

«Да, не позавидуешь бедной девочке! Алчная тетка житья не дает, сживает со света. А ведь Зита — благородного рода, из касты брахманов».

«Еда, сон, страх и совокупление уподобляют людей скоту; лишь знание возвышает их. Лишенный знания — словно скотина», — вспомнил он слова из упанишад.

Тетка Зиты, простите, действительно скотина…

За автомобильным стеклом пробегали чайные кусты, банановые деревья…

— Вот здесь поворот направо.

— За этой акацией? — угадал шофер.

— Совершено верно. Дальше вон по той пальмовой аллее, вверх, к белому особняку. Да-да, вот так, — корректировал направление Гупта.

Из столовой Зита пошла в свою комнату, грустная и измученная.

Двое суток она пробыла в одиночестве.

Душа ее исстрадалась. Юное сердце, стремящееся к любви, красоте и пониманию, примолкло и как бы уснуло.

По рассказам дяди, бабушки, Раму, Зита знала, что она — наследница дома и что отец ее — брахман. Вполне естественно, что эти обстоятельства придавали ей сил и стойкости: все же она не одна в мире, хоть и оставили ее родители, они не оставили ее совсем одну.

Отец и мать присутствуют повсюду в этом доме, в этом саду, а главное — в ее сердце, в ее душе, и, в конце концов, она — их плоть и кровь…

Зита подошла к зеркалу и оглядела себя. Как и прежде, она была юной и очаровательной.

Очарование женщины преумножают украшения и наряды.

На ее постели лежало белое сари. На табурете, покрытом бархатом, — браслеты и коробочка с ожерельем.

Зита быстро переоделась в тонкое воздушное сари, надела браслеты и долго любовалась жемчужным ожерельем, стоя у зеркала.

Она знала, что ожерелье принадлежало ее матери, а сари припасено для нее родителями, как приданое, но это ведь не единственное сари.

«Вот тетя, жадная и невежественная женщина. Как можно быть такой? Жаль мне и дядю, и бабушку. Они страдают из-за нее. И, конечно, переживают, что тетка и ее дочь так грубо обращаются со мной. Один человек заставляет страдать вокруг себя столько людей. Не будет ей прощения ни здесь, ни там», — подумала про себя Зита.

— Зита! Ты где там? — послышался голос тетки.

— Я здесь, тетя! — приоткрыв двери, ответила Зита и вышла навстречу Каушалье.

Каушалью слегка покачнуло.

Ее, грубую, скандальную женщину, казалось, ничто не может пронять.

Но красота — сила необъяснимая! Она сразила Каушалью.

Перед ней стояла, ни дать, ни взять, богиня Сита — супруга бога Рамы.

Нижняя губа Каушальи отвисла, а глаза на мгновение потеряли зрение. Справившись с собой, Каушалья повелительным тоном госпожи промолвила:

— Сейчас придет твой опекун, адвокат. Когда мы будем сидеть за столом, я позову тебя, и ты принесешь нам чай на три персоны. Все ясно?

— Да, тетя!

— Можешь идти и готовить чай, — отрезала Каушалья и постукивая бархатными комнатными туфлями, продефилировала по коридору.

Каушалья вошла в свою комнату в смятении чувств. Она едва могла справиться с собой.

Да, Зите семнадцать лет, уже пошел восемнадцатый. Невеста! Красавица! Чувство зависти, ненависти поднималось и давило ей грудь.

Она мать, ее родная дочь учится в колледже, при родителях, но в ней нет ничего подобного. А эта — сирота несчастная, какое она имеет право быть такой красивой, очаровательной и неотразимой?!

Каушалья не находила себе места. Она едва ли сознавала свою глупость, но четко знала, что красоту эту легко погасить. Как? Грубым словом, работой. Работа обезобразит и раздавит ее до конца.

Нет, нет, Каушалья не допустит замужества Зиты!

«Да, братец Ранджит приметил ее. Неплохо было бы, если бы он женился на ней. Но нет! Он тут же всех нас вышвырнет на улицу!» — размышляла Каушалья.

В дверь постучали.

— Госпожа, вас внизу спрашивает господин Гупта, — сухо проинформировал Раму.

По такому случаю Раму был одет в светлое ширвани и такие же панталоны. На ногах — старые черные ботинки, вычищенные до блеска.

Настроение у Раму было приподнятое, он торжествовал. Краем глаза он видел Зиту нарядной и очаровательной, и в его старое сердце вновь вернулось чувство радости.

Адвокат Гупта сидел за круглым столиком, покрытым белой скатертью, и держал на коленях тонкий кожаный портфель. Напротив него — Бадринатх, хозяин дома.

Они еще не успели обменяться приветствиями и наладить светский разговор, а Каушалья, шумно спускаясь по лестнице, уже зачастила: