Второй шанс адмирала - Валерий Большаков

«…Уже в первый день войны 22 июня 1941 года Октябрьский задумал послать самолеты на бомбежку аэродромов и баз противника. Спустя годы такое решение сочтут обычным. Но в тот день оно не казалось простым. Ведь первая директива из Москвы не предусматривала переноса боевых действий на территорию противника. Конечно, это должно быть поправлено, однако сейчас может расцениваться как провокационное самоуправство. Тут же память воскрешала скрипучие слова Берия, сказанные минувшей ночью по телефону: за самоуправство последует расплата.

И все-таки надо действовать. Ведь немцы бомбят Измаил, Крым. Румынские мониторы уничтожают наши погранзаставы на Дунае. Чего же ждать? Запросив у наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова разрешения бомбить аэродромы и базы врага, Октябрьский приказал ночью нанести удар по Констанце. Для начала послать туда девятку бомбардировщиков, а затем подготовить массированные удары и по Констанце, и по Плоешти. Там – нефть, а без нее туго придется и кораблям, и танкам фашистов.

Так со второй же военной ночи авиация флота стала наносить удары по базам, военным и промышленным объектам врага. Горели нефтехранилища в Констанце и Плоешти, откуда гитлеровская коалиция получала половину всего необходимого для нужд войны горючего; шли ко дну готовые к отправке танкеры и транспорты, взрывались поезда с нефтецистернами. Рухнул в Дунай вместе с нефтепроводом пролет Чернаводского моста…

Легко сказать, бомбить Чернаводский мост. Мало того, что он имеет сильную противовоздушную оборону, туда еще надо долететь. Но, отдавая боевой приказ, Октябрьский имел представление, как он будет выполняться. Он вник во все детали операции. К шести тяжелым бомбардировщикам вместо бомб подвесят истребители и доставят их к месту. Истребители нанесут удар с малых высот, а шесть «Пе-2» будут бомбить с пикирования…»

Королевство Румыния, Добруджа. 25 июня 1941 года

Вернувшись под вечер в Севастополь, Октябрьский тут же направился на новый КП, оборудованный в подземной АТС, что на Телефонной пристани. Но задерживаться тут он не стал.

Было бы очень желательно использовать ту панику и хаос, которые воцарятся в Румынии уже этой ночью, и потревожить «мамалыжников» с моря.

Ровно в 20.0 °Cевастополь покинула ударная группа в составе линкора «Парижская коммуна», крейсеров «Ворошилов» и «Молотов», лидеров «Харьков» и «Москва», эсминцев «Смышленый», «Сообразительный» и «Сердитый», а также нескольких подлодок типа «Щука» и целой «стаи» тральщиков типа «Фугас» – «Трал», «Минреп», «Груз», «Щит», «Взрыватель» и «Якорь».

Октябрьский не случайно взял с собой эсминцы именно из 3-го дивизиона. Как раз их первыми подвергли переделке – сняли ненужные для Черноморского ТВД торпедные аппараты и поставили на их место зенитные орудия и ДШК. Работы шли круглосуточно, без перерыва, зато хоть три эсминца были надежно защищены с воздуха и могли прикрыть соседние корабли, еще не подвергшиеся перестройке по части ПВО.

Отойдя к югу, пока берег не потерялся из виду, эскадра повернула на запад и двинулась ходом в восемнадцать узлов.

* * *

…В принципе румыны даже не собирались использовать свой флот в войне с СССР. Самыми мощными его кораблями являлись четыре эсминца и единственная подлодка «Дельфинул» примерно того же класса, что и советская «Щука».

Причем два эсминца – «Мырешти» и «Мырешешти» – были спущены на воду сразу после Первой мировой. А вот два других эсминца, тоже построенных в Италии – «Реджеле Фердинанд» и «Реджина Мария», – были и поновее, и помощнее, вооруженные 120-миллиметровыми орудиями «Бофорс».

Забавно, что румыны так гордились своими эсминцами, что считали их «тузами» – так и рисовали на борту. «Мырешешти» был трефовым тузом, «Мырешти» – бубновым, «Реджеле Фердинанд» – червовым, а «Реджина Мария» – тузом пик.

Были у румынского флота и мониторы, курсировавшие по Дунаю, и канонерки, и торпедоносцы, но вся эта плавучая мелочь не стоила звания военно-морских сил. Скорее уж силенок.

Основной защитой берегов «Великой Румынии» служили артиллерийские батареи и минные поля. В Констанцский дивизион береговой обороны входили батареи «Мирча», «Тудор», «Михай», «Елизавета» и «Аурора». Вооружены они были 152-миллиметровыми пушками Канэ или старыми 170-миллиметровыми германскими пушками, снятыми со списанных броненосцев. Дальность стрельбы береговых батарей Констанцы не превышала 11–18 километров.

Можно сказать, рейд был военной операцией лишь частично, являясь больше политическим актом, демонстрацией силы.

На рассвете 25 июня ударная группа оказалась в виду румынских берегов. Октябрьский вышел на мостик линкора, вспоминая, как когда-то отправил в эти места оба лидера эсминцев, решив поберечь крейсера.

Но что могли сделать 130-миллиметровые орудия «Харькова» и «Москвы» с береговыми батареями? В каждом их снаряде содержалось меньше трех кило тротила – много они вреда принесут? К тому же лидеры открывали огонь, находясь в зоне досягаемости тех самых батарей и практически на краю минных заграждений.

В итоге «Москву» тогда накрыло огнем с батареи «Тирпиц», а потом лидер затонул, торпедированный своей же «Щукой», усланной к румынскому берегу. Экипаж подлодки забыли предупредить о набеговой операции флота…

В общем, особого смысла в пальбе с лидеров не имелось.

Зато восемнадцать пушек крейсеров калибром 180 мм доставали на 37 километров, и в каждый фугас было набито почти восемь кило тротила. Есть же разница?

«Молотов» с «Ворошиловым» могли стрелять по батареям с безопасной дистанции, не подвергая себя опасности подорваться на мине.

А теперь свое веское слово скажет главный калибр «Парижской коммуны» – двенадцать 305-миллиметровых орудий закинут «чемоданы» весом чуть ли не в полтонны за сорок с лишним километров! То-то будет шуму.

Октябрьский с легкой улыбкой огляделся, снова радуясь возвращению в прошлое – все стыдное и позорное, что случилось «в тот раз», памятно лишь ему одному. Сегодня 25 июня 1941 года, и грызть ему себя не за что – ошибки (да и то не его) либо исправляются, либо не допускаются. Надо только и впредь следить за собой, помнить, что случилось «в тот раз», и, как говорится, не менять курс.

Филипп погладил теплый борт. «Парижская коммуна» ему нравилась. И будет нравиться еще больше два года спустя, когда линкору вернут имя, данное при рождении, – «Севастополь».

Нынешнее название – ни к селу ни к городу, но всему свое время.

Три года назад корабль прошел модернизацию и стал красавцем – ему изменили носовую часть, убрав слабо выпяченный шпирон, из-за чего все броненосцы походили на римские триремы.

Двадцать пять старых паровых котлов заменили на двенадцать новых мазутных, предназначавшихся для линейных крейсеров класса «Измаил», удалили подводные торпедные аппараты, зато приделали противоторпедные були, утолстили крыши башен и броню средней палубы. Из-за новых надстроек передняя дымовая труба получила скос назад, а это придало линкору изящество яхты.