Тень Голема - Анатолий Олегович Леонов

друг! – скривился Смайт в едкой ухмылке. – Он сбежал, даже не добравшись до места!

– Вы шутите?

– Нисколько!

Сэр Томас отрицательно покачал головой и нахмурил густые брови.

– То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами!

– Разумеется!

– Диггес вез в Россию восемьдесят тысяч – деньги Ост-Индийской компании. Остальные двадцать царю давала Московская…

– Михаил просил двести! Я приехал в Лондон с его послом Степаном Волынским…

Смайт пожал плечами:

– Король решил – с русских хватит и ста! Так вот, Диггес прибыл в Архангельск, но, узнав, что к Москве движется большая польская армия, погрузил посольство на суда и, стреляя из всех корабельных пушек, поспешно отбыл обратно, прихватив с собой все деньги. В результате фактор Фабиан Смит смог передать царю только 20 тысяч. Говорят, русские были в бешенстве!

– Представляю! Это же скандал!

– Нет, Джон, – это пока просто стыд! Скандал то, что случилось потом! По прибытии в Лондон сэр Дадли в приватной беседе со мной заявил, что имел при себе только 40 тысяч, которые и привез обратно!

– Невероятно! Полагаю, ведется следствие, а мерзавец сидит в Тауэре?

Смайт сердито выбил трубку о край стола и, смахнув горячий пепел на пол, мрачно посмотрел на Мейрика.

– Вот тут вы ошибаетесь, мой друг! Никакого следствия не будет. Я плыву на Бермуды, а сэр Дадли Диггес отбывает особым послом в Голландию!

Мейрик выглядел совершенно обескураженным.

– Не верю собственным ушам! Чем вызвано столь необоснованное повышение?

– Как знать? – Смайт скривил лицо в некоем подобии улыбки. – Но всю эту кашу расхлебывать вам!

– Почему мне?

– Потому что в Англии нет человека, знающего Россию лучше!

Смайт, не прикурив, положил свою трубку рядом с кисетом и раздраженно хлопнул ладонью по краю стола.

– Глупость или злой умысел? Разрушено то, что мы строили в России десятки лет!

Заметив устремленные на него удивленные взгляды джентльменов, сидящих за соседним столом, сэр Томас быстро взял себя в руки и уже внешне спокойно закончил:

– Разумное решение – послать вас в Москву спасать то, что спасти еще возможно. Однако не могу отделаться от мысли, что не все так просто, как кажется. Мой опыт подсказывает, что кто-то затеял опасную игру, ни смысла, ни цели которой мы не понимаем! Отныне будьте вдвойне осторожны. Не верьте никому! У вас не будет в Москве друзей и союзников, которым можно доверять. Ценой ошибки будет ваша голова, а мне бы, дорогой друг, меньше всего хотелось этого!

Глава 6

Преисполненный мрачного великолепия Вестминстерский дворец – пустынный в обеденный час – встретил Мейрика непобедимой болотной сыростью тысячи комнат и пронзительным сквозняком, насквозь продувающим три мили дворцовых коридоров! Почти бегом поднявшись по широкой и крутой Королевской лестнице, Мейрик отдышался у Нормандского портика и степенным шагом вошел в Зал Королевской мантии, служивший чем-то вроде приемной, заполненной канцелярскими клерками, чопорными ливрейными лакеями и суровыми аркебузирами, несшими круглосуточную охрану дворца. Один из стряпчих подошел к дипломату с вежливым вопросом о целях его визита в Вестминстер. Получив ответ, клерк со всем тщанием прочитал протянутую ему грамоту, после чего, сделав пометку в журнале, кивком головы подозвал лакея. Лакей, в свою очередь, с низким поклоном распахнул двери Королевской галереи, пройдя через которую Мейрик оказался в восточном коридоре между палатой лордов и помещениями, занятыми личной канцелярией лорда-канцлера.

Немногословный сопровождающий коротко переговорил с пикинерами, охранявшими внутренние покои Бэкона, и вернулся к Мейрику слегка смущенным.

– Прошу прощения, сэр! Вам следует подождать. У достопочтенного лорда сейчас посол его величества короля Испании.

Мейрик бесстрастно пожал плечами:

– Не беспокойтесь, любезный, терпение – одно из главных качеств дипломата. Я сяду здесь. – Он указал на ряд резных лавок, обитых зеленой кожей, расположенных вдоль стен восточного коридора. – Вы можете быть свободны, любимец муз и мастер слова Майкл Дрейтон[17] скрасит мое одиночество.

В ответ на недоуменный взгляд старый дипломат вытащил из поясной сумки томик модной в то время «топографической» поэмы Дрейтона с причудливым названием «Полиольбион». Лакей отстраненно улыбнулся шутке и, поклонившись, удалился прочь – беззвучный, словно один из многочисленных призраков Вестминстера.

Мейрик присел на скамейку напротив покоев лорда-канцлера, но вместо обещанного лакею чтения поэтических виршей погрузился в глубокое размышление. Злые языки, коих при дворе всегда с избытком, давно уже окрестили испанского посланника графа Гондомара самым влиятельным человеком в окружении английского короля. Вряд ли дело обстояло именно так, однако не вызывало сомнения, что опытный и умелый дипломат приобрел весьма большой вес при дворе короля Якова. Этому способствовало как личное обаяние посла, умевшего расположить к себе собеседников, так и его бездонный кошелек, коим охотно пользовались не только вечно нуждающиеся в деньгах английские лорды, но и сам король, расточительность которого никогда не знала границ.

Из приватных бесед с близкими друзьями, осведомленными о положении дел в государстве, Мейрик знал, что граф Гондомар щедрыми посулами легко вкрался в доверие к королю и под видом дружеских бесед постоянно выведывал у того планы на будущее. Однако о чем не знал дон Диего, зато прекрасно были осведомлены влиятельные друзья Мейрика, собеседник испанского посла являлся натурой на редкость капризной, склонной к пошлому надувательству, причем не ради исполнения каких-либо целей, а просто по прихоти несносного характера. После бесед с королем испанцу каждый раз приходилось ломать себе голову над тем, что из сказанного его коронованным приятелем было правдой, а что – лишь порождением причудливой фантазии, ибо король лгал и говорил правду легко, без всякой задней мысли.

Спустя примерно четверть часа дон Диего Сармьенто де Акунья, 1-й граф Гондомар, покинул покои лорда-канцлера. Несмотря на давние торговые связи с Испанией, посланника Мадридского двора Мейрик видел впервые. Видимо, поэтому он с любопытством, граничащим с бестактностью, принялся рассматривать прославленного на родине идальго, где его почитали как победителя великого Фрэнсиса Дрейка в морских баталиях при Байоне и Виго. Пятидесятилетний испанский посол своим видом и повадками весьма походил на старого грифа-стервятника. Сухой, почти лысый, с пронзительными, никогда не моргающими черными глазами навыкате.

Взгляды дипломатов встретились. Не выдержав страсти неукротимого огня, пылавшего в глазах испанца, Мейрик встал со своей лавки и, потупив взор, учтиво поклонился блистательному графу. В ответ дон Диего недоуменно передернул плечами и, небрежным кивком ответив на приветствие незнакомца, размашистым шагом скрылся в дверях палаты лордов, весьма озадачив англичанина решительностью своего поведения в самом сердце чужой страны. Впрочем, долго пребывать в недоумении Мейрику не позволил доверенный секретарь лорда Бэкона, Эдвард Шербурн. Извинившись за нечаянную задержку аудиенции, он пригласил