Великан - Артем Амбарцумян

class="p1">С каждым заданием людей в группе становилось все меньше. Кого-то поймали на улице, кого-то выгнал Салли. Среди оставшихся Мия была лучшей. Салли злило, с какой легкостью она выполняла поручения, однако выгнать ее просто так он не мог — Мия все-таки была под особым присмотром Годрика. Поэтому он решил ее подставить: приказал обворовать какого-нибудь аристократа, который будет проезжать по тракту близ города, надеясь, что Мия попадется. При этом он не дал никаких советов, как было принято делать в шайке, а только сказал, что дарует полную свободу действия. К его удивлению, Мия без вопросов согласилась выполнить и это поручение. Вместе с двумя оставшимися ребятами из группы, она спряталась у обочины и стала следить за проезжавшими экипажами, выбирая цель поудобней.

Когда один из экипажей показался на тракте, Мия подметила, что там только кучер правит лошадьми да два человека находятся внутри. Посчитав экипаж подходящим, она подобралась ближе к дороге, дождалась, пока экипаж подъедет, резко прыгнула чуть правее траектории, по которой ехали лошади, вскрикнула и улеглась на земле без движения. Кучер тут же остановил экипаж, спрыгнул вниз и стал разглядывать Мию.

— Черт бы ее побрал, — сплюнул он на землю, решив, что она либо уже умерла, либо при смерти.

— Что там? — раздался манерный женский голос из кареты. — Почему встали?

— Наехали на бродяжку, — объяснил кучер.

— Так убери ее с дороги и поехали дальше! — недовольно сказал голос.

Хотя Мия по-прежнему лежала не шевелясь, она запереживала, что сейчас кучер подхватит ее, скинет с дороги и уедет — то есть попытка провалится, а еще раз кидаться под колеса, рискуя собственным здоровьем, ей совсем не хотелось. Однако ее спас новый голос — тонкий и мальчишеский.

— Мама! Как ты можешь так говорить? — произнес он. — Надо пойти и проверить, все ли с ней в порядке.

Он уговорил мать пойти посмотреть, действительно ли они убили бродяжку. Когда они вышли из кареты, Мия сквозь прикрытые веки разглядела пышную даму, одетую в шикарное синее платье, а подле нее — тонкую фигуру щуплого мальчика примерно ее возраста или немногим старше. Она тут же застонала, давая понять, что жива и нуждается в помощи.

— Жива! — выдохнул мальчик.

— Еще как, — хмыкнула дама, окидывая Мию брезгливым взглядом. — Кучер, уберите ее и поехали…

— Нужно ведь убедиться, — заявил мальчик.

Он подошел к Мии, пригнулся, и тут она раскрыла глаза. Мальчика словно оглушило этим взглядом: ему показалось, что никогда раньше он не видел таких прекрасных глаз — и что никогда больше не увидит. Дыхание его тут же сбилось, на лбу проступила испарина. Прокашлявшись, он галантно подал ей руку. Она протянула и положила в его ладонь свою, которую он тут же сжал. Он помог ей подняться и тут же схватил ее за талию, чтобы удержать, так как Мия чуть не свалилась обратно. Далее он стал озабоченно расспрашивать о ее самочувствии. Дама при этом раздраженно качала головой, но не останавливала сына — ей показалось, что это будет неплохой практикой общения перед тем, как сын познакомится с настоящими девушками. Впрочем, долго она терпеть не смогла и в конце концов все же не выдержала:

— Ладно, хватит. Идем уже. Видишь, с ней ничего не сталось.

— Хорошо… — согласился сын, никак не отрывающий взгляда от Мии. В нем тогда разгорелась надежда, что стоявшая перед ним девочка никакая не бродяжка, а заблудшая и потерявшая память принцесса, и что через какое-то время они снова встретятся, и мама, узнав о настоящем статусе этой девочки, разрешит им пожениться. Понимая, что сейчас расстаться все же придется, он тяжело вздохнул, наконец отвел глаза и уже стал разворачиваться, как вдруг Мия схватила его за плечо и тихо произнесла:

— Постой…

Мальчик оглянулся и застыл. Тут же Мия прижалась к нему и коротко поцеловала в губы. Увидав это, дама прикрыла рот рукой в белой перчатке и покраснела со стыда, а кучер поднял кустистые брови и присвистнул. Мия отодвинулась от обескураженного мальчика, подмигнула ему, резко развернулась и убежала прочь.

Дама, мальчик и кучер молча провожали Мию взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду. Затем дама наконец пришла в себя, шагнула к сыну и отвесила ему подзатыльник.

— Как ты позволил какой-то оборванке до себя дотронуться?! — негодовала она, а мальчик лишь молчал и мечтательно глядел в сторону, куда убежала Мия. — Чему ты улыбаешься? Дурная голова… Давай, пойдем.

— Боже-боже… — произнес он и опустил голову, как обычно делают люди, пытаясь сбежать в мир собственных фантазий или воспоминаний. Из этого состояния его вывел крик матери, которая вернулась в карету и обнаружила, что там все раскидано и перевернуто.

Пока экипаж оставался без присмотра, а кучер, дама и мальчик занимались Мией, подельники Мии прокрались в карету и вынесли все, что только могли утащить. Особенно ценного там ничего не было, только шелковые тряпки да пара серебряных подсвечников. Зато Мия, когда обнимала мальчика, успела запустить руку в его карман и нашла там старинную золотую монету. Собравшись вместе, они поделились украденным. Подельники собирались отнести все Салли, как и было принято, но Мия настояла на том, чтобы они пошли прямиком к Годрику.

Когда Годрик прознал, какие задания Салли давал новичкам, он избил его и разжаловал с поста старшего. При этом работой команды он остался более чем доволен, так как монета оказалась дорогой — она принадлежала какой-то старинной коллекции. Узнав, что именно Мия придумала, как обворовать экипаж, он стал следить за ней еще внимательнее, предрекая ей хорошее воровское будущее.

К четырнадцати годам Мия стала самым молодым старшим в шайке. Годрик часто приглашал ее в кабинет, давал индивидуальные задания, а перед остальными сильно нахваливал и говорил, что она самый талантливый вор, которого ему приходилось видеть. От этого ее больше любить не стали — совсем наоборот. Для других воришек она превратилась в самого ненавистного человека, и причин тому было несколько. Во-первых, она была девчонкой, которой удавалось обставлять мальчишек, что вызывало раздражение. Во-вторых, все знали, что Годрик относится к ней по-особенному — он, как ходили слухи, одаривал ее множеством привилегий и даже отдавал больший процент с наворованного, чем другим — что вызывало сильную зависть. В-третьих, в тринадцать лет ее рост остановился на отметке сто тридцать пять сантиметров и дальше не шел, что послужило поводом для издевательств. Годрик называл ее Крошка Мия или Проныра Мия, но остальные подобрали ей другое прозвище — Мелочь Мия, чем одновременно насмехались и над ее ростом, и над тем,