Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - Джеймс Холлис

Вспомним и то, что Мигель де Унамуно, словно вторя Достоевскому, называл «трагическим чувством жизни», признавая существование этого зияющего провала между намерением и его плодами. В классической литературе запечатлено немало примеров непрекращающегося конфликта судьбы и предназначения и зажатого между ними человеческого характера. Судьба порождает данности, в которых мы должны работать, в то время как предназначение представляет «волю богов», призыв к полнейшему воплощению наших способностей. В центре этой коллизии – человеческая чувствительность, падкая к самопревозношению (губрис[17]), склонная к наделению привилегией своего искаженного, преломленного видения (гамартия) и тем самым к решениям и выбору, которые пойдут ей же во вред. Из этого столкновения многообразных влияний возникают превратности выбора и его двусмысленные итоги. Этот парадокс подытожен словами Эдипа: «Аполлон навлек на меня эту участь, но рану получил я от своей же руки». Классическая трагедия словно говорит нам еще раз: несмотря на всю уверенность нашего Эго в каждом отдельном моменте, мы всегда знаем недостаточно, чтобы знать, что мы недостаточно знаем. Ключ же к достижению подобного смирения в том, что греки называли анагнорисис, или «признание». Из подобного уничижения Эго, как уверяли великие трагики, только смирение перед богами и благочестивая осторожность прежде любого выбора оказываются действительно надежной опорой, чтобы жить сознательной жизнью.

Вспомним и знаменитый платоновский образ пещеры, где люди представлены закованными в цепи, их лица обращены к внутренней стене. Видя, как тени танцуют на этой стене, мы делаем для себя вывод, что реальность – то, что видится в этом отражении. Философия, как утверждал Платон, с ее тщательностью умозаключений окажется тем орудием, которое разобьет цепи, освободит узников и повернет их к свету реальности. (Возможно, уже в наши дни такой шанс представился бихевиоральной психологии и психиатрии. Антипсихотик «Торазин» был назван в честь бога Тора с тем расчетом, что это лекарственное средство сможет разбить цепи безумия.) Человечество продолжает хранить надежду на освобождение от неведения, притом что Тень проникает и в наш сверхрациональный, сверхсуеверный век. Но если не забывать о том, что наша способность к самообману не ослабевает, а конфликты между намерением и результатом продолжают множиться, мы, пожалуй, и до сего дня можем считаться узниками пещеры Платона.

Невозможно более игнорировать ни силу бессознательного, ни его постоянные вмешательства в нашу жизнь. Поэтому мы обязаны подходить к вопросу о Тени с позиции глубинной психологии. Глубинной она называется потому, что основывается на уважительном отношении к динамическим силам бессознательного и работе с ними. Современная психология по большей части не идет вглубь, ограничиваясь работой с поведением, подкреплением стратегий Эго и/или оказанием медикаментозной помощи, порой с неплохим результатом. Но закоренелые проблемы нашей жизни остаются незатронутыми, поскольку эта задача – как действительно нам стать собой и жить неподдельно своей жизнью – простирается куда шире, чем многообразие наших повседневных патологий. В программе «Двенадцать шагов анонимных алкоголиков»[18] говорится об этом так: то, чему сопротивляешься, упорствует. Проблема с бессознательным в том, что оно бессознательно. Мы не знаем, что это такое, как оно работает. Желание прослеживать его проявления в наших биологических паттернах и в нашей компенсаторной сновидческой жизни стала настоятельной потребностью, притом что люди в своем большинстве просто не хотят браться за эту работу. Скрытная работа бессознательной Тени продолжается, замечают они ее или нет.

Если мы начинаем вглядываться в проблему Тени: почему мы не совершаем добра, когда убеждены, что знаем добро, – мы вынуждены вглядываться внутрь себя, чтобы увидеть работу невидимых сил. В противоположность фантазии Эго о своей независимости, о царственном месте на престоле сознания мы, скорее, постоянно оказываемся в присутствии дискретных энергий, со своей жизнью и исторически движимыми программами, о которых мы имеем лишь скудное представление. Открытие глубинной психологии заключается в том, что наша психика состоит из бесконечного числа подобного рода дискретных энергий: некоторые из них организованы вокруг определенного опыта, образовывая «комплекс», а другие претворяют в жизнь программу, когда мы добиваемся желаемого или уклоняемся от предполагаемого вреда. Это мало похоже на самодержавное правление Эго за стенами неприступной крепости, скорей, оно ежедневно подвергается набегам этих фрактальных энергий, и ежедневно наше царство оказывается в положении покоренного народа. Мы не есть цельность – мы множество. (Вспомним, как Уолт Уитмен провозглашал, что он бесконечен и содержит множества, что он в вечном противоречии сам с собой. Вспомним и Адама Смита, описывавшего в «Богатстве народов», как даже регулируемые экономики управлялись «невидимой рукой».)

Да и само Эго – один из таких комплексов, сгусток энергии, который привязан к истории и находится в ежедневном приращении с самого первого дня жизни. Когда кто-то зовет вас по имени, в движение приводится вся ваша личная история. Скажем, сейчас ваше Эго читает эти строки, те самые, что в этот момент пишет мое Эго. Наши Эго соприкасаются благодаря магии языка и мысленного фокуса. Эго способно предложить немало даров – сознание, внимание, фокус, интенциональность и до определенной степени постоянство. Но не будем забывать и о многих других «чинах и властях», занимающих нашу психологическую совокупность, в любой момент какая-то из этих автономных сил может узурпировать трон Эго. Не исключено, что мое следующее слово послужит пусковым сигналом для одной из этих низших сил, и тогда она набросится на царство вашего сознания, как шайка разбойников, неся с собой новые беспорядки.

Каждый из нас переживал прилив энергии, соматических перемен, возможно, сопутствующего поведения при встрече со стимулом независимо от того, был этот стимулятор сознательным или нет. К примеру, приглашение выступить перед аудиторией у большинства людей вызывает приступ беспокойства. Почему? Неужели такое приглашение таит в себе угрозу? Едва ли, разве что в самом крайнем случае. Но боязнь раскрыться, вероятность вызвать неудовольствие других, страх унижения связан с самыми ранними переживаниями уязвимости ребенка и его зависимости от доброй воли тех, кто его окружает. Мы далеко ушли от тех зависимых дней, но их заряженный остаток, словно привидение, продолжает обитать на нашем психологическом подворье.