Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - Джеймс Холлис

Метафора комплексов позволяет нам говорить об этой бесконечной делимости психики с ее множественными программами. На коллективном уровне, как нам предстоит увидеть, эта идея Тени и ее космического отсвета ставит перед монотеизмом проблему «теодицеи», которую успешно обходят дуализм и политеизм. К чести последнего нужно отнести то, что он открыто признает противоречия, изначально присущие всем формам жизни. Жизнь как таковая изначально противоречива и конфликтна, и любое мировоззрение, которое стремится обойти эти противоречия, идет на заведомый обман. Для политеизма «решение» этой проблемы заключается в вездесущей активности многоликих и вполне несходных между собой богов, и это свидетельствует о почтительном отношении к сложности и противоречивости космоса. Такой пантеон неограниченных сил не страдает от противоречия, потому что почитаются все формы. (При этом нужно все время помнить, что эти мнимые противоречия и противоположности в нашем понимании Вселенной возникают только из-за нервозной склонности Эго к согласованности. Если все сущее просто существует, тогда нет противоречия и нет нужды в его объединении с помощью некого единого принципа.)

Согласно восточной богословской традиции, проблема зла и проблема противоположностей – заблуждение Эго. Корень проблемы именно в фантазии самовластия Эго, отделяющего себя от потока жизни и стремящегося подчинить себе космос. Ниспровергнуть заблуждения Эго – вот в чем заключается проект буддизма и индуизма. В западной же богословской традиции, будь то христианство, иудаизм или ислам, Другой выставляется в негативном свете, как «злой», искушающий нас «грешить». И это искушение такое вездесущее, способное просачиваться теневыми программами даже в наши «добрые дела», что мы «спасаемся» только благодатью или благоволением божества. (Монах Мартин Лютер сражался с этой дилеммой, сознавая, что даже в лучшие свои мгновения он не был свободен от нарциссических программ. Следовательно, делает он вывод, возможно лишь «оправдание верой», а не накоплением нравственно окрашенных «добрых дел».) Благодать, как в свое время определил ее Пауль Тиллих, – это признание факта, что в конечном итоге нас принимают, несмотря на нашу неприемлемость.

Фундаментализм во всех своих формах только запутывает эту проблему, лихорадочно подталкивая Эго к все большему контролю («Просто скажи „нет“»). Но если бы эта конкретизация Эго действительно работала, мы бы не видели стольких телепроповедников, отпавших от благодати, стольких оскандалившихся священников, такого неподдельного душевного смятения, опошленного простым морализаторством и неуемным публичным позерством. Увещеваний Эго, как оказалось, хватает ненадолго, сколь решительно ни было бы настроено само это Эго. Такая стратегия только загоняет Тень вглубь и еще более заряжает ее энергией. Помните, как раннехристианский богослов Ориген оскопил себя, чтобы очиститься от нежелательных мыслей? Уже очень скоро его мысли снова были о танцовщицах. По крайней мере, Августин, когда молился о ниспослании ему целомудрия, просил Бога не спешить с исполнением просимого: «О Боже, сделай меня целомудренным, но не сию минуту». Августин хотя бы уважал Тень как часть себя, он не думал, что хирургическое вмешательство избавит его от искушений и природного влечения.

В таком случае с чем же мы остаемся? По здравому рассуждению мы должны принять иной подход к Эго, начать диалог с этими дробными частями самих себя. Это диалог, или то, что Юнг называл Auseinandersetzung[23], или целенаправленный отбор, который должен длиться всю жизнь. Здравомыслие, возвышенное сознание – это собеседование, посредничество среди этих обособленных энергий. Получится ли у нас когда-нибудь проделать эту работу до конца? Сможем ли мы когда-нибудь делать добро так, как это видится нам, на надежном, прочном основании? Способны ли мы разрешить затруднение Павла? Конечно, нет. Нам нужно избавиться от этой самонадеянной фантазии, ибо она еще сильней запутает Эго. Скорей, наше Эго призвано к непрерывному диалогу, самоанализу, пере осмыслению, к неизбежному смирению, о котором говорил римский поэт Теренций, когда не чуждо «ничто человеческое». Тогда на какое-то мгновение мы станем сознательны.

Признание масштабности этого проекта неизбежно возвращает нас не только к задаче психологии, но и к задаче религии. Центральным для религиозного прозрения, религиозного опыта и для психологического восприятия является сознательное признание и принятие своих ограничений, знание того, что мы недостаточно знаем. И это прозрение далеко не так преуменьшает Эго, как его радикальная постановка в центр мироздания. Нас приводит в трепет необъятность, таинственность космоса и непостижимая тайна нашей души. Трепет – веха как для религиозного опыта, так и психологического постижения. (Вспомним Иова, прообраз смиренного сознания.) Только смиренное сознание, раскаявшееся в своей гордыне, может оказаться возвеличивающим психологически и духовно.

Возвращаясь к той профессиональной конференции, где открылось, что наш коллега-«эксперт» имел сексуальные отношения с пациенткой, нужно признать, что все мы сопричастны его падению. Кое-кто тут же поспешил осудить его, заклеймить за это прегрешение, разоблачить его несостоятельность как специалиста. Мне же подумалось, что всем нам нужно разойтись по нашим комнатам и смиренно поразмышлять о крайней запутанности человеческой природы, о том, что все мы скользим по опасно тонкому льду и так часто проваливаемся в бездну нашего беспамятства и незнания, забывая о нашей гордости, нашей сложности и нашей противоречивой душе.

И вот почему, хотя мы знаем добро или верим, что знаем, но не делаем добра. Вот как об этом говорится в одной старой еврейской присказке: как-то жители одного местечка пожалели одинокого старика и решили придумать ему занятие, чтобы тот не заскучал и от тоски не умер. Посовещавшись, они назначили его часовым у въезда в свое местечко ожидать прибытия Машиаха. Проведя немало суровых лет и зим на своем одиноком посту, он вернулся в городской совет и пожаловался на тяготы несения службы, на что ему было сказано: «Но посуди сам, зато у тебя есть постоянная работа!» Вот так и у нас отныне и впредь – стремиться узнать правильное, если оно существует, и поступать правильно, если мы сможем. Это тоже постоянная работа – теневая работа.