Все дело в платье - Татьяна Веденская

– Маша! – воскликнул он, но Маша только замотала головой и пошла к выходу. Ей больше не хотелось разговаривать, слишком все это было противно. Она уже забыла, какими унизительными были первые недели, как металась она, чтобы восстановить потерянную работу.

– Я бы никогда не смогла так спокойно столкнуть человека в пропасть! – крикнула Маша, стоя на крыльце. Роберт выскочил за ней, схватил ее за руку, попытался удержать, но Маша вырвалась и отвернулась. Она смотрела вдаль, на поле, по которому, как луноходы, медленно катились трактора.

– Я знаю, Маша. Потому-то ты этого и не сделала, да? Я приехал сказать, что я ценю это. Очень ценю. Моя работа для меня – это все. Но если ты скажешь, я напишу заявление об уходе сегодня же.

– Я бы не стала просить тебя… – Маша растерялась, она не ожидала такого поворота. В какой-то степени она уже смирилась с тем, что случилось. Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Я знаю, ты не стала бы, – Роберт взял Машины руки в свои. – Ты слишком добра, слишком хороша, и я не видел этого, и теперь я сполна наказан. Наказан тем, что ты тут, а не там, со мной. И больше не смотришь на меня восхищенными глазами, в которых столько жизни, столько огня.

– Роберт, не надо, – прошептала Маша, отступая назад. Если бы не ограждение крыльца, она бы грохнулась в грязь, что было бы не в первый раз, если уж быть до конца честной.

– Нет, надо. Я прекрасно знаю, чего я лишился, поверь. Я хочу, чтобы и ты знала – я восхищаюсь тобой. И тем, что ты делаешь, всей этой историей с парком. Я уверен, что ты его поставишь, и потом, спустя годы, люди будут гулять по нему, даже не представляя, как много ты для этого сделала.

– Почему? – возмутилась Маша, невольно улыбнувшись. – Вдруг они вывесят табличку?

– Гранитную? – усмехнулся Роберт.

– Да, такую, где был бы мой профиль. И напишут что-нибудь типа «здесь была Кошкина».

– Кто знает, – кивнул он.

– Нет, не повесят. Скорее уж, повесят того депутата, которого я сейчас уговариваю разрешить этот парк в принципе.

– Думаешь, у тебя это получится?

– Честно? – Маша облокотилась на перила крыльца и задумчиво посмотрела Роберту в глаза. – Не уверена. Кругом столько лжи, и каждый отслеживает только собственный интерес. Каждый хочет получить как можно больше славы, а вот выделять деньги на парк не хочет. Никто не хочет заниматься рутиной, собирать подписи, решать вопросы, от которых кто-то обязательно окажется в проигрыше. Потому что всем не угодишь.

– Это в точку. Всем не угодишь, – кивнул Роберт. – Маша, я еще приехал, чтобы сказать, что… что…

На секунду Маше показалось, что сейчас Роберт признается ей в любви. Ее голубая мечта, и даже обстоятельства вполне романтичные, не хуже, чем она могла нафантазировать, лежа в своей постели и обнимая плюшевого медведя. Кругом лес, над ними – тяжелые небеса, полные слез, но от теплой земли тянется туманная дымка. Как же не нужно ей было теперь его признание.

– Не надо ничего говорить.

– Нет, надо. Ты всегда можешь на меня рассчитывать, Маша. Если что-то понадобится. Что угодно. Даже просто поговорить. Я совершил ошибку, но я ее не повторю. Ты мне веришь? Хоть немножко? Ведь ошибку может совершить каждый.

– Ошибку может совершить каждый, – согласилась Маша.

– Я помогу тебе с парком. У меня есть кое-какие связи. Скажи, в чем вопрос, и мы все решим.

– Все решим? – рассмеялась Маша. – Ладно, я буду иметь в виду. Сейчас, если честно, все идет по обозначенному плану. И я собираюсь встречаться с архитектором из Сочи как раз сегодня вечером.

– И ты собираешься выйти замуж за нашего Дона Корлеоне? – Роберт буквально огорошил Машу этим вопросом, настолько странным и неуместным он был. Повисла пауза. Маша лихорадочно пыталась придумать ответ, которым она одновременно дала бы понять, что, во-первых, это не его, Роберта, собачье дело, за кого Маша выходит замуж. А во-вторых, да, собирается. И чего тут странного? Почему все ее переспрашивают так, словно она совершает прыжок с самолета без парашюта? Почему никто не поздравляет ее и не спрашивает, где она собирается провести медовый месяц?

Да потому что никто не может поверить, что Николай Гончаров решил взять в жены какую-то невзрачную, совершенно обычную, мало чем примечательную девушку. Потому что – зачем она ему?

– Маша, я только хочу быть уверен, что ты будешь счастлива. Ты заслуживаешь счастья, понимаешь?

– Нам пора возвращаться. – Маша отвернулась, так и не придумав ничего лучше.

– Не обижайся. Я хочу быть уверен, что твое решение не случайно.

– Почему? Зачем тебе это? На что это повлияет?

– На многое, – сказал он тоном, который Маше совсем не понравился. Роберт сделал шаг вперед, и Маша испугалась, потому что ей показалось, что сейчас Роберт попытается ее поцеловать. Она отступила и сделала вид, что ищет телефон, что ей срочно нужно проверить что-то в почте. Роберт насмешливо смотрел на ее нелепые движения, а затем кивнул.

– Поехали назад. Не стоит задерживаться, у тебя и без меня полно дел. – И он отвернулся, пошел обратно к «Ниве». Что, если он реально попытался бы ее поцеловать? Этого только не хватало – поцелуев Роберта. И вовсе не потому, что Маша не уверена в своих чувствах. В них она уверена, как в том, что за ночью настанет день. На сто процентов. На двести. Вот только почему Николай не позвонил ей за весь день ни разу? Не важно. Маша развернулась и решительно села в машину.

Николай не звонил, потому что злился на нее. Почитай, что весь день только и делал, что злился. За то, что Маша забыла рассказать родителям об их помолвке. Какая невеста ЗАБЫВАЕТ о таком? И за то, что она не ответила на его звонок. На три его звонка. И за то, что прямо сейчас он уже битый час наблюдал издалека, как его верная и любящая невеста эмоционально разговаривает о чем-то с Робертом, с ТЕМ САМЫМ Робертом, в которого была так долго влюблена и с которым, по ее же собственным словам, все было кончено.

Кончено, как же! Он прямо видел своими глазами, как они бегали то в дом, то из дома. Но когда Гончаров увидел, как Роберт хватает Машу за руки и практически прижимает к себе, что-то взорвалось у Николая внутри, и холодное бешенство заставило его развернуться и уйти, не досматривая этот фарс до конца. Даже если они только прощались, даже если это ничего не значило. Маша была слишком юной, слишком наивной и романтичной, чтобы Николай решился выдать ей полный карт-бланш. Доверие – валюта, на которой легко прогореть. Он не мог, не хотел и не планировал так рисковать. Эта девушка – она зацепила его за живое, она была другая, совсем не такая, как все, с кем Николай привык иметь дело за все годы. А видел он немало, и улыбок, и откровенных приглашений в постель, и любви, построенной на товарно-денежных отношениях. Он знал людей, а Маша – нет.

Что затеял этот слизняк Роберт? Маша улыбается и что-то долго с воодушевлением втолковывает этому чертову архитектору, считая его вполне безобидным. Она всех считает безобидными. Она даже самого Николая считала безобидным, белым и пушистым. Но он не был таким. Говоря по правде, он никому, кроме Маши Кошкиной, даже не казался таким. Николай хорошо знал, что в этой ситуации ему следует что-то предпринять, чтобы защитить свои интересы, защитить свою тревожную любовь. Как и чем оградить себя и свою невесту от любого потенциального риска – об этом следовало подумать. Одно ясно точно – Николай Гончаров был не из тех людей, которые стали бы терпеть что-то подобное.