Виктория - Кнут Гамсун

— Вы пѣли во весь голосъ! — говорить старикъ. — Я никогда не слыхалъ такого громкаго пѣнія понимаете? Да еще ночью.

Іоганнесъ хватаетъ со стола цѣлую пачку листковъ.

— Посмотрите! — воскликнулъ онъ. — Увѣряю васъ, никогда еще не писалось мнѣ такъ легко. Меня какъ бы освѣтила продолжительная молнія. Однажды я видѣлъ молнію, скользившую по телеграфной проволокѣ, точно это былъ огненный шарфъ. То же произошло сегодня и со мной. Что же мнѣ дѣлать? Мнѣ кажется, вы не будете больше на меня сердиться, если услышите, какъ это все произошло. Я сидѣлъ и писалъ, я не шевелился; я помнилъ о васъ и старался сидѣть тихо. Но наступила минута, когда я уже ни о чемъ больше не думалъ, грудь моя разрывалась, можетъ-быть, я тогда всталъ, можетъ-быть, я даже не разъ вставалъ и ходилъ по комнатѣ. Я былъ такъ счастливъ.

— Я не слыхалъ шума ночью, — сказалъ старикъ. — Но съ вашей стороны непростительно открывать такъ рано окно и кричать во весь голосъ.

— Конечно. Это непростительно. Но, вѣдь, я же вамъ объяснилъ. Я никогда не проводилъ подобной ночи. Вчера мнѣ многое пришлось пережить. Вчера я шелъ по улицѣ и встрѣтилъ свое счастье. О, слышите ли, я встрѣтилъ мою звѣзду, мое счастъе. Знаете, она потомъ поцѣловала меня. Ея губы были красны, и я люблю ее, она цѣлуетъ меня и опьяняетъ меня. Дрожали ли у васъ когда-нибудь такъ губы, что вы не могли говорить? Я не могъ говоритъ. Мое сердце заставляло трепетатъ все мое тѣло. Я прибѣжалъ домой и заснулъ; я сидѣлъ вотъ на этомъ стулѣ и спалъ. Вечеромъ я проснулся. Душа моя была охвачена волненіемъ, и я началъ писать. Что я писалъ? Вотъ, это все здѣсь! Мною овладѣло рѣдкое, возвышенное вдохновеніе, небеса разверзлись передо мной, мнѣ казалось, что въ душѣ моей наступилъ теплый лѣтній день, ангелъ протягивалъ мнѣ чашу съ виномъ, и я пилъ, это былъ опьяняющій напитокъ, и я пилъ его изъ гранатовой чаши. Слышалъ я бой часовъ? Видѣлъ я, какъ потухла лампа? Дай вамъ Богъ понятъ это! Я пережилъ все снова, я шелъ съ моей милой по улицѣ, и всѣ оглядывались на нее. Мы пришли въ паркъ, встрѣтили короля, я снялъ шляпу и отъ радости почти коснулся ею земли, и король взглянулъ на нее, на мою милую, потому что она стройна и прекрасна. Мы вернулись въ городъ, и всѣ школьники оглядывались на нее, потому что она молода и одѣта въ свѣтлое платъе. Подойдя къ красному каменному дому, мы вошли въ него. Я проводилъ ее вверхъ по лѣстницѣ, и мнѣ хотѣлось опуститься передъ ней на колѣни. Тогда она обняла меня и поцѣловала. Это случилось вчера вечеромъ. Если бы вы спросили меня, что я написалъ, я отвѣтилъ бы, что эта единая неудержимая пѣснь о радости и счастьѣ. Мнѣ казалось, что счастъе лежитъ передо мной, киваетъ мнѣ своей гибкой шеей, улыбается и тянется ко мнѣ.

— Довольно мнѣ слушать вашу боловню, — сказалъ съ досадой и нетерпѣніемъ старикъ. — Я говорилъ съ вами въ послѣдній разъ.

У двери Іоганнесъ остановилъ его.

— Постойте. Если бы вы могли видѣть, какъ свѣтъ заигралъ на вашемъ лицѣ. Я замѣтилъ, когда вы повернулись, какъ на ваше лицо упалъ свѣть отъ лампы. Вы не казались уже такимъ сердитымъ. Да, я открылъ окно, я пѣлъ слишкомъ громко. Я всѣхъ любилъ, какъ братьевъ. Иногда случается, что перестаешь разсуждать. Мнѣ нужно было помнитъ, что вы еще спите.

— Весь городъ еще спитъ.

— Да, еще очень рано. Мнѣ хочется вамъ сдѣлать подарокъ. Не откажитесь принятъ его. Это серебряный портсигаръ, я получилъ его въ подарокъ. Мнѣ подарила его маленькая дѣвочка, которую я однажды спасъ. Пожалуйста, примите его. Въ него входитъ двадцать папиросъ. Вы не хотите его принять? Да, вы не курите? Позвольте мнѣ завтра прійти къ вамъ и извиниться? Мнѣ хотѣлось бы чѣмъ-нибудь заслужить ваше прощеніе.

— Покойной ночи.

— Доброй ночи! Теперь я лягу спать. Обѣщаю вамъ. Вы не услышите больше никакого шума. И въ будущемъ я постараюсь не забывать этого.

Старикъ ушелъ.

Іоганнесъ быстро распахнулъ дверь и крикнулъ ему въ слѣдъ:

— Я уѣзжаю завтра. Я больше не буду вамъ мѣшать, завтра я уѣзжаю. Я забылъ вамъ это сказать. . . . . . . . . . . . . . .

На другой день ему не удалось уѣхать. Его задержали разныя дѣла, кое-что ему надо было купить, кое-что продать, такъ прошелъ и вечеръ. Какъ безумный метался онъ туда и сюда.

Наконецъ, онъ позвонилъ у дверей камергера. Дома ли Викторія?

Викторія ушла за покупками

Онъ объяснилъ, что онъ и Викторія были изъ одного мѣстечка, онъ хотѣлъ только повидать ее; если бы она была дома, онъ попросилъ бы позволенія повидать ее. Ему хотѣлось бы послать поклонъ домой.

Онъ пошелъ бродить по городу. Можетъ-быть, онъ ее встрѣтитъ или увидитъ гдѣ-нибудь, можетъ-быть, она проѣдетъ мимо въ каретѣ. Онъ бродилъ до вечера. Около театра онъ увидѣлъ ее, поклонился, улыбнулся и еще разъ поклонился, и она отвѣтила на его поклонъ. Онъ хотѣлъ подойти къ ней, ихъ отдѣляло всего нѣсколько шаговъ, вдругъ онъ замѣтилъ, что она не одна, съ ней былъ Отто, сынъ камергера, онъ былъ въ мундирѣ лейтенанта.

Іоганнесъ подумалъ: Теперь она, вѣроятно, кивнетъ мнѣ, или сдѣлаетъ знакъ глазами? Но она быстро вошла въ театръ, покраснѣвъ, съ опущенной головой, будто хотѣла спрятаться.

Можетъ-быть, ему удастся увидѣть ее въ театрѣ?

Онъ вошелъ и купилъ билетъ.

Онъ зналъ ложу камергера. У этихъ богачей, конечно, была ложа. Она сидѣла въ ней, сіяя своей красотой, и оглядывала публику. Видѣла ли она его?

Нѣтъ!

Въ антрактѣ онъ пошелъ въ коридоръ и дождался. Онъ снова поклонился, она взглянула на него съ нѣкоторымъ удивленіемъ и кивнула ему.

— Ты можешь получитъ здѣсь воду, — сказалъ Отто и показалъ на дверь.

Они прошли мимо.

Іоганнесъ поглядѣлъ имъ вслѣдъ. Какой-то туманъ застилалъ его глаза. Всѣ проходившіе толкали его и сердились, онъ машинально извинялся и продолжалъ стоять на томъ же мѣстѣ. Тутъ она исчезла.

Когда она вернулась, онъ низко поклонился ей и сказалъ:

— Простите, фрёкэнъ…

— Это Іоганнесъ, — сказала она. — Ты его узнаешь?

Отто что-то отвѣтилъ, разсѣянно взглянувъ на него.

— Вы, вѣроятно, хотите спросить, какъ поживаютъ ваши родные? — продолжала она, и ея лицо снова стало прекраснымъ и спокойнымъ. — Навѣрно я не знаю, но думаю, что у нихъ все идетъ хорошо. Даже навѣрно. Я передамъ имъ отъ васъ поклонъ.