Хозяйка Изумрудного города - Антон Леонтьев

— Вот ты, молодуха, — говорил старец, беря за руку Модестину.

Та, трепеща, смотрела на Григория.

— Ты ведь грешна, ой как грешна, вижу по тебе. В тебе много бесов. И для того чтобы изгнать их, нужно сначала с ними спознаться…

— Какая глупость, — произнесла вдруг Евгения, поразившись собственной смелости.

Старец, не ожидавший подобного выступления, удивленно обернулся. Кто посмел противоречить ему, вхожему в императорскую фамилию?

Владимир Ипатьевич, хмыкнув, посмотрел на дочь.

Евгения, с куском растаявшего мороженого на тарелочке, густо покраснев, повторила:

— То, что вы говорите, совершенная чушь.

— Как ты смеешь, Евгения! — заломив руки, воскликнула Модестина. — Отправляйся к себе, тебе пора спать!

Старец внимательно посмотрел на Евгению. В его взгляде она почувствовала ненависть и подозрение.

— Негоже детям выступать супротив родителей, — сказал он, и его рука с длинными грязными ногтями снова легла на запястье Модестины. — В тебе, толстушка, как я чую, тоже таится много демонов.

— Иди к себе, наверх, — сердито приказал Арбенин.

В гостиной было несколько важных гостей, которые завтра же не преминут разнести по всему Петербургу, что старшая дочь Владимира Арбенина оскорбила старца. Распутин, кажется, так его фамилия, начинал входить в силу, с ним опасно ссориться, он почти ежедневно виделся с царем.

— То, о чем говорит старец, совершенно не ново.

Такие упаднические мысли высказывал в своей философии Ницше и, кроме того… — попыталась сказать Евгения, но отец прервал ее новым окриком. Пришлось подчиниться.

Уходя, Евгения заметила веселую улыбку на лице младшей сестры. Надя, разряженная, юная, уже кокотка, всегда радовалась, когда Евгении доставалось от родителей.

Евгения начала выходить в свет. Балы утомляли ее, она не любила наряжаться в узкие платья, которые подчеркивали ее расплывающуюся фигуру. Сравнивая себя с фотографиями покойной матери, она понимала, что еще пара лет, и она станет такой же. Почему, чтобы иметь успех, признание, стать обожаемой и желанной, женщина должна быть красивой?

Тайно от отца Евгения пыталась следовать многочисленным диетам, которые печатали дамские журналы. Безрезультатно, ей ничего не помогало. Стоило ей сбросить два или три килограмма, как на нее нападал страшенный голод, она накидывалась на еду, в результате чего поправлялась на пять или шесть кило.

Надежда, когда настал ее черед выходить в свет, сразу же стала притчей во языцех. Она была ослепительно красива, знала себе цену, сражала наповал мужчин. Она являлась наследницей миллионного состояния, об этом тоже не забывали.

К Евгении также подкатывали лощеные, напомаженные хлыщи, которые сыпали несусветными комплиментами и торопили ее с замужеством. Совсем не будучи простушкой, Евгения понимала: о завещании барона и баронессы Корф знают многие, как и о том, что в день совершеннолетия она получит огромное состояние. Поэтому она хладнокровно расправлялась с ними, благо лезть за словом в карман ей не приходилось. Однако вольготнее всего она чувствовала себя в библиотеке или лаборатории, где читала или работала над очередной статьей.

Год 1914-й стал роковым не только для всей империи, но и для семьи Арбениных. Казалось, шумный праздник встречи Нового года не предвещал ничего тревожного. Евгения была студенткой политехнического института, единственная женщина в этом учебном заведении. Седьмого января Евгении исполнилось двадцать, она получила от отца дешевенькую брошку. Впрочем, она была рада и такому подарку.

Через неделю после дня рождения Евгении Владимир Арбенин стал жертвой покушения на министра внутренних дел. Он, среди прочих посетителей, находился в приемной министра, когда туда вошел курьер, одетый в униформу, и оставил для его высокопревосходительства господина министра засургученный пакет. Секретарь, не ожидая подвоха, принял пакет.

Владимир Арбенин, беседуя с одним из сенаторов на кожаной софе, ожидал приема.

Внезапно из пакета повалил густой сизый дым. Побледневший секретарь закричал дурным голосом:

— Бомба! — и тотчас бросился прочь из приемной.

Покушения на сановных лиц давно стали обыденным делом в Петербурге и Москве. Еще бы, всего каких-то три с половиной года назад сам премьер Столыпин пал жертвой покушения в киевском театре.

Арбенин подскочил и среди прочих ожидавших приема кинулся к массивным зеркальным дверям.

Тогда-то и прогремел взрыв. В пакете находилось большое количество нитроглицерина, которого хватило, чтобы разнести приемную министра. Самому министру повезло, он задержался на несколько минут и не вышел к ожидавшим его, как это было обычно заведено, в половине одиннадцатого, иначе он также неминуемо стал бы жертвой террористов.

Меньше повезло тем, кто оказался в эпицентре взрыва, а среди таковых был и Владимир Ипатьевич Арбенин. Он умер от многочисленных ранений, как, впрочем, и еще девять человек.

Модестина никак не могла поверить, что в возрасте почти сорока лет она оказалась вдовой. Богатой вдовой, надо сказать. Муж оставил ей все состояние, исчислявшееся многими миллионами, несколько домов, множество акций и драгоценностей.

Евгения рыдала на похоронах отца, Надежда, облаченная в черные шелка и страусиные перья, стойко держалась. Владимира Арбенина отпевали в соборе Спаса-на-Крови в закрытом гробу.

Впрочем, Модестина быстро утешилась и, вступив в права наследства, укатила в Европу, заявив, что не собирается оставаться в варварской России, где людей убивают, как мух. Обосновавшись в Риме, она тотчас нашла себе молодого любовника, с которым стала ускоренно тратить миллионное состояние, доставшееся от покойного Арбенина.

В начале лета того же судьбоносного года Евгения познакомилась с Сергеем Лаврентьевичем Терпининым, молодым военным инженером. Случай свел их в одном научном кружке, который посещала Евгения, представляя немногочисленной общественности свои передовые идеи касательно астрофизики и возникновения Вселенной. Сергей Терпинин, плененный ее умом, совершенно не замечал того, что Евгения считала уродством, — ее неказистой внешности.

Жаркое лето они провели в Петербурге, который изнывал от палящего солнца и, казалось, ожидал чего-то страшного. Евгения, с головой нырнувшая в водоворот любовных переживаний, не замечала ничего вокруг. Наконец-то щемящая боль, вызванная трагической смертью отца, отступила. Рядом с ней был Сергей, которого она до безумия любила.

— Я люблю тебя, — услышала она от него заветные слова июльским вечером, накануне дня рождения Надежды.

Они гуляли по Летнему саду.

— И я прошу тебя стать моей женой, — продолжил он Евгения почувствовала, что ее сердце грозит вырваться из груди. Он ее любит!

— Мы поженимся в начале осени, если ты не против, — сказал он. — Сейчас, как ты знаешь, вся Европа замерла, ожидая развязки этой дикой истории с убийством австро-венгерского престолонаследника.