Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй

что когда Харальду было три года, Олав прибыл с визитом в королевскую резиденцию Рингерике, которая располагалась на берегу озера Тири близ современного Осло, возможно, на похороны своего отца Сигурда. Аста представила королю и Харальда, и двух его старших братьев, Гутторма и Хальвдана. (Сестры Харальда, Гуннхильд и Ингрид, в истории сыграли незначительную роль.) Когда он посадил себе на колени старших мальчиков и нахмурился в притворном гневе, они уставились в пол. Однако когда тот проделал то же самое с Харальдом, мальчик посмотрел ему прямо в глаза. Когда же Олав потянул его за волосы, Харальд ответил тем же, дернув короля за усы. Олав сказал ему: «Однажды, брат, ты будешь воином».

На следующий день Олав и Аста, прогуливаясь по окрестностям, застали Гутторма и Хальвдана за игрой в ферму – они понарошку строили дома и овчарни для овец и скота. Их отец Сигурд всегда интересовался больше фермерством, чем королевской властью. Его прозвище Свинья можно перевести как «свиноматка» – особь женского пола, которая копается в земле и удобряет ее; представляется, что это прозвище имело положительный смысл и его воспринимали как комплимент. Маленький Харальд играл сам по себе, запуская у берега озера щепки. Когда Олав спросил, что они из себя представляют, Харальд ответил, что это херскипы – военные корабли. На это король ответил, рассмеявшись: «Может, придет тот день, брат, когда ты станешь капитаном».

Потом он спросил Гутторма: «Что ты хочешь больше всего?» Гутторм сказал: «Акру. Поля». – «И большими должны быть эти поля?» Гутторм показал на мыс, полуостров, который выдается в озеро Тири с юга: «Каждое лето я хотел бы засевать целую полосу, как та, которая вдается в озеро».

Даже в те времена на той полосе было десять ферм. Король заметил: «Это даст приличное количество зерна», – и повернулся к Хальвдану: «А что ты хочешь больше всего?» – «Кир, – сказал Хальвдан. – Скот». – «Сколько?» – «Столько, что когда бы они пошли на водопой, то стояли бы бок о бок, растянувшись по всему берегу вокруг озера». – «Это было бы приличное стадо, – согласился Олав. – Ты пошел в своего отца».

Затем король сказал Харальду: «А ты? А о чем ты мечтаешь?» Харальд сказал: «О хускарлах. Телохранителях». – «И много их тебе надо?» – «Столько, – ответил Харальд, – чтоб они могли в один присест съесть всех коров у моего брата Хальвдана».

Смеясь, Олав сказал Асте: «Из этого, матушка, вы вырастите короля».

Теперь Харальд от старшего брата узнал, как король собирается на войну. Из Киева Олав привез личную дружину в двести воинов из числа приближенных свояка, короля Ярослава (на староскандинавском его имя звучало как Ярицлейв). Другой его свояк, король Швеции Анунд Якоб, дал ему еще четыреста воинов и разрешил Олаву на территории Швеции набрать столько норвежцев, сколько удастся, включая бесчисленных высланных в Швецию. Один изгнанник из знатных, Даг Рингссон, привел с собой тысячу двести вооруженных людей в обмен на обещание вернуть ему земли предков в Норвегии. Общее количество воинов является предметом догадок. Снорри насчитал их около двух тысяч четырехсот человек, но до распространения арабских цифр в XIV веке скандинавы пользовались так называемой «длинной сотней», которая равнялась числу 120, это шесть раз по 20, что позволяет принять общее количество, посчитанное Снорри, за две тысячи восемьсот человек. Для тех времен это была не огромная армия, однако королевства завоевывали и меньшими силами.

Харальд с Олавом отправились через Скандинавский горный хребет из Селонгера, расположенного на шведском побережье Балтийского моря, поднявшись на 4300 футов и преодолев расстояние в триста пятьдесят миль по горной местности в Скандинавских горах. Олав объявил поход крестовым в надежде набрать еще людей для осуществления задуманного и по дороге привлек еще около тысячи человек. Однако многие из них были не больше чем наемники и мародеры, которые собирались на войне обогатиться и не оставили старых верований. Олав настаивал на том, чтобы они приняли христианство и крещение: «Мы не можем зависеть от количества воинов. Мы должны полагаться на Бога, ибо только Eго силой и милостью мы одержим победу, а от язычников в армии толку не будет».[8]

Больше половины набранных отказались, и Олав, сдержав слово, отправил их обратно, вероятно, взяв для себя на заметку их имена, чтобы разделаться с ними во времена следующих гонений. Остальные стали вторить Ториру-Гауке (Кукушке) и Афре Пахтанье, которые, как говорится в сагах, «оба были отъявленными разбойниками. С ними было еще тридцать человек, все им под стать».

Оба были выше и сильнее остальных. Дерзости и храбрости им было не занимать. Когда Олав спросил о вероисповедании, те ему сказали: «У нас у всех нет другой веры, кроме той, что мы верим в самих себя, в свою силу и удачу. Нам этого хватает». Для Олава этого было недостаточно. Он настаивал, чтобы они переменили свои убеждения. «Тогда можете идти за мной, и я вас награжу богатством и титулами. Но если вы останетесь при ваших взглядах, тогда возвращайтесь к разбою».

Афра Пахтанье («Афра Постоянный»), в свою очередь, ответил: «Что до меня, то мне не по душе возвращаться. Я всё равно буду сражаться в этой битве, если не на стороне конунга, то против него, и мне всё равно, на чьей стороне быть».

Гаука переводится как «кукушка», что для современного читателя может звучать как «безумный», но для норвежцев это была отсылка к кукушке обыкновенной – хитрой птице-подражателю, которая откладывает яйца в гнезда других видов, оставляя им всю заботу о выкармливании своего птенца; она маскируется под оперение евразийского ястреба-перепелятника, чтобы на нее не нападали. Из этого можно сделать вывод, что Гауку по прозвищу Кукушка соотечественники воспринимали как корыстолюбивого воришку, который притворился великим хищником. Своему брату он сказал: «Если я буду сражаться в этой битве, то буду на стороне конунга, потому что он больше нуждается в помощи. А если мне для этого нужно поверить в какого-то бога, то чем белый Христос хуже любого другого бога? Так что я предлагаю креститься, если конунгу это так важно, и пойдем в бой вместе с ним».[9]

Еще вне закона был Арнльот Геллини, «настолько высокий», как говорится в «Гнилой коже», «что