Млечный путь № 2 2017 - Песах Амнуэль

отклонений в работе приборов не увидел, иначе, ты же понимаешь, отметил бы и в Хьюстон сообщил».

«Что ты хочешь сказать?»

Глупый вопрос. Я знаю, что хочет сказать Алекс, потому что он об этом думает. Старается думать так, чтобы было понятно мне. Мне и так понятно.

Энигма – не черная дыра. У нее нет ни одной характеристики – кроме массы – которые, теоретически, должны иметь черные дыры. Если расположить по уровню достоверности теорий: линзирование (не наблюдается), диск (отсутствует), излучение Хокинга (нет, нет и нет).

«Значит, – соображаю я, – переходим к варианту В. Облако темного вещества».

Алекс смущен. Я чувствую его смущение, он будто пытается отгородиться от моего внимания, как человек, заслонивший лицо руками.

«Что-то не то?» – Я начинаю беспокоиться. В принципе, мне все равно, чем в результате окажется Энигма – лишь бы не кораблем инопланетян. Тогда пришлось бы принимать решение по варианту С, его я тоже прорабатывал на тренировках.

(Вспоминаю: чего я только не прорабатывал! Как-то инструктор подбросил задачку – семь секунд до пролета, а Энигма неожиданно исчезает. Пустота. От того, что отсутствует притягивающая масса, просчитанный гравитационный маневр не происходит, орбита «Ники» не меняется, и у меня может не хватить топлива для коррекции при возвращении. И что? На тренировке я должен был принять решение в одиночку, завтра нас будет пятеро, я всех выслушаю, но решение все равно останется за мной. На тренировке я запустил двигатель и перешел на возвратную траекторию, не дожидаясь пролета, это просчитанный вариант, и инструктору нечего возразить, все штатно в нештатной ситуации.)

А корабль инопланетян… Никто всерьез не принимал, что чужой корабль может быть массивнее Нептуна. Кто-то из операторов, придумывавших нештатные ситуации, взял пример из фантастики, даже назвал роман, в котором такое происходило. Не помню, вылетело из головы… То есть, в принципе, помню, но сейчас не в том состоянии, чтобы вспоминать.

«Не годится». – Это Алекс, я уже легко отличаю его мысль от собственной. Я думаю не так, у меня… как бы правильнее выразиться… моя мысль светло-зеленая, а Алекс думает в коричневых тонах.

«Почему? Чистое поле тяжести. Темное облако, почему нет?»

«Аннигиляция. – Коричневая вспышка. – Ни одного зафиксированного события».

Если Энигма – плотное облако темного вещества (прорабатывал я и такое), то «Ника» уже вторые сутки летела бы внутри него. Облака темного вещества – во всяком случае, обнаруженные в скоплениях галактик, – обычные разреженные «конструкции», несколько частиц на кубический сантиметр. Правда, пока никто не смог ответить на вопрос: какие это частицы? Физики склоняются к идее аксионов, тяжелых адронов, практически не взаимодействующих с обычным веществом. Практически – не означает: совсем. Ни один аксион не зарегистрирован в реакциях на коллайдерах, это только теоретические идеи, но в любом случае столько аксионов, сколько содержится в двух массах Нептуна, неизбежно дало бы при спонтанных распадах несколько аннигиляционных вспышек. Я не знаю, как происходят такие процессы, но мне и не нужно.

«Аннигиляция, – перевожу я коричневый фон мысли в светло-зеленый. Мне почему-то кажется, что Алексу так понятнее. – Ты в этом лучше разбираешься. И мы не внутри облака – точно. Иначе…»

Мне не нужно додумывать, Алекс додумывает за меня. Вместо меня. Вместе со мной. Иначе орбита «Ники» уже отклонилась бы от расчетной, и Хьюстон запаниковал бы раньше, чем я здесь понял, что происходит. Гравитационное поле облака отличается от поля точечного тела: черной дыры. «Ника» уже влетела бы в облако, верно.

«И что?»

«А то». – Коричневый фон сгущается, Алекс пытается сдерживать спонтанные эмоции, я понимаю, он хочет, чтобы мысль была концентрированной, а я хочу сказать, чтобы он не старался, мы вдвоем сейчас, и мне неважно, что он чувствует, то есть важно, конечно, но я могу пропустить эмоции через себя, как перекинуть через плечо брошенный в меня мяч. Почему-то приходит в голову это сравнение, и Алекс тут же мяч ловит, он со мной согласен, и дальше диалог происходит без лишних сложностей.

«А то. Я только сейчас понял, почему меня включили в экипаж».

«Ты – лучший в мире специалист по реликтовым черным дырам».

«Лучший? Нас – лучших – человек пять. Все на одном уровне. Не хочу преуменьшать свои заслуги, но я ничем не лучше Ховарда, Миклоша, Сварецки и Пенроуза».

Молчу. Мне не то что сказать, мне и подумать нечего по этому поводу. Я просто не знаю, чем Сварецки хуже Миклоша, а Пенроуз лучше Алекса. Я и фамилии эти слышу если не впервые, то во второй или третий раз. Кажется, Ховард получил Нобелевку в прошлом году. За что?

«Неважно, – коричневый цвет нетерпеливо пульсирует. – Я долго думал об этом. Приятно, замечательно, что выбрали меня, я рад, счастлив. Но я хотел докопаться до причины. Не мог».

«А сейчас смог?»

Не сдержал насмешливую мысль. Ну, ладно.

«Да». – Коричневый фон застывает. О чем-то Алекс думает затаенно. Ну же…

«В позапрошлом году… ты слышишь меня?»

Странный вопрос. Слышу, конечно. То есть чувствую. И ты знаешь, что я это чувствую. Не нужно волноваться. Ты, как и я (во мне), тренировался не волноваться при любых обстоятельствах, потому что любые вероятные и даже маловероятные ситуации я (ты во мне) прорабатывал на тренировках.

«Я не волнуюсь. Я хочу, чтобы ты понял все, что я сейчас подумаю. То есть скажу».

Да.

«В позапрошлом году на конференции по природе темного вещества в Пасадене я делал сообщение. Мне дали десять минут, я записал на видео, сам прилететь не мог… Ты понимаешь».

Конечно. У Алексея время от времени начинались проблемы с почками, и он вынужден был ложиться в клинику. К счастью для него, болезнь не стала причиной для отказа в полете к Энигме. К счастью, и не могла стать.

«Я рассказал о своем видении проблемы темного вещества. Сообщение выслушали, я готов был ответить на вопросы, но никто ничего не спросил. Ведущий, профессор Берзин, дал слово следующему – и все. Я думаю, меня позвали в команду именно из-за того выступления. Потому что нужно учесть все варианты. Даже невероятные. Коллеги могут идею подхватить или отвергнуть, но, если планируешь такой полет, как наш, нужно иметь в виду любые возможности. Даже немыслимые».

Повторяется. Когда волнуешься, мысль сбивается, а когда мысль и слова – одно, сбивается речь.

«Спокойно, Алекс. Какой вариант?»

«Энигма… то есть тогда, конечно, речь шла не об Энигме, я говорил о проблеме в целом. О том, что