Безжалостное обольщение - Джейн Фэйзер

— Ладно, хватит юлить, парень, — нетерпеливо перебил его Виктор. — Делакруа не мог ожидать, что его сюда пригласят. Он не какой-нибудь наивный простачок, — укоризненный взгляд, коим Виктор сопроводил это замечание, не оставлял никакого сомнения в том, кто именно заслуживает последнего определения. — Ты прекрасно знаешь, что мне совершенно безразлично, как ты проводишь время в городе. Можешь якшаться с кем хочешь, но ты обязан четко разделять, кого можно представлять моей жене и твоим кузинам, а кого — нет. У Женевьевы и так нет никакого уважения к условностям, а тут еще ты подаешь дурной пример.

При воспоминании о скандальном поведении дочери и о том, как беззастенчиво откровенно она сообщила, что управляющий мстит Амелии за то, что рабыня посмела отказать ему, а муж даже попытался ее защитить, лицо Латура стало наливаться кровью. В отличие от большинства таких же плантаторов, как он, Виктор был решительным противником связей между своими служащими и рабами. Только потому, что это вело к вражде и беспорядкам. В результате мистеру Кингу Придется искать себе другую работу, а Виктору — нового управляющего. Конечно, Латуру не пришлось бы этим заниматься, если бы его дочь не совала свой нос в дела, которые не касаются молоденьких девушек.

От этих неприятных размышлений его отвлекло нечто не менее неприятное. Доминик Делакруа имел наглость засвидетельствовать почтение хозяину, и Латур был вынужден ему любезно отвечать. Николас воспользовался случаем и незаметно улизнул, сделав все, что от него требовалось: Доминик больше не нуждался в его помощи.

Каморку освещал лишь лунный свет, проникавший через окно, расположенное во внешней стене, посредине между полом и потолком. Темнота не смущала Женевьеву, за пять часов заточения она успела изучить все уголки и щели в закутке, служившем кладовкой для кухонных принадлежностей. Это была одна из двух находившихся в разных концах задней террасы комнат. Вторая служила Виктору Латуру кабинетом. В щель под дверью проникали веселые звуки званого вечера, а Женевьева сидела на бочонке с соленьями и то откусывала кусочек сухого печенья, то облизывала палец, который макала в банку с клубничным вареньем. По сравнению с деликатесами, которыми угощали гостей, это был более чем скромный ужин; тем не менее она считала, что легко отделалась, потому что единственным серьезным наказанием в настоящий момент можно было считать скуку.

В очередной раз облизав палец, девушка встала и подтащила бочонок под окно. Вид сада внизу едва ли мог представлять какой-нибудь интерес, но все же какое-никакое разнообразие, к тому же вечерний воздух приятно охладил ей лицо, когда она оперлась подбородком на подоконник. Хруст гравия внизу заставил ее приподняться на цыпочки и выглянуть наружу. Ошибиться было невозможно. «Так, значит, он решил воспользоваться приглашением, — подумала Женевьева. — Но зачем? Что интересного может быть для Доминика Делакруа на церемонном вечере, устроенном Элен Латур? Элиза, что ли, его так очаровала? Разумеется, нет. Элиза, конечно, красива, невинна, простодушна, как и полагается креольской девушке. Но это вовсе не те качества, которые могут привлечь такого субъекта, как месье Делакруа, если слухи о нем достоверны. А сомневаться в этом не приходится».

От фасада дома отделилась и ступила на лужайку еще одна фигура, и Женевьева узнала своего кузена. В подслушивании разговора юная узница не видела ничего предосудительного, тем более что у нее просто не было выбора. А посему она навострила ушки и затаила дыхание. Мужчины остановились как раз под ее окном.

— Все прошло хорошо, Доминик? — спросил Николас с явным волнением. — «И почти умоляюще», — подумала Женевьева. — Вы поговорили с Латуром?

— Только обменялся любезностями. Но большего я на первый раз и не ожидал. — Фитилек пламени вспыхнул в темноте, засветился кончик сигары, которой глубоко затянулся Доминик, и Женевьева Не без удовольствия ощутила аромат сигарного дыма, колечками поднимавшегося вверх. — Но почва взрыхлена: теперь Латур не сможет отказаться говорить со мной, когда я зайду к нему в офис. После того как я был принят в его доме в качестве гостя, это невозможно.

— А Элиза? — в голосе Николаса послышалось смущение. — Раз все пошло хорошо с ее отцом, есть ли необходимость…

— Какой вы неискушенный, Николас! — с легкой издевкой ответил Доминик. — Кузина, смею вас заверить, была бы страшно разочарована, если бы я не попытался… продолжить наше знакомство. Кстати, я жду ее здесь с минуты на минуту, так что не будете ли вы любезны удалиться?

— Вы обещали, что не обидите ее, — напомнил Николас почти с отчаянием в голосе. — Я бы ни за что не согласился, если бы…

— Не думаю, чтобы вы находились в положении, позволявшем вам поступить иначе, — холодно оборвал его тот, кто был старше и сильнее.

Женевьева почувствовала неприятное покалывание у корней волос. Она не поняла ничего из того, что говорилось внизу, но услышанного было достаточно, чтобы лишь укрепиться во мнении: Доминик Делакруа очень опасный человек.

— Но если ее увидят здесь, в саду, наедине с вами, разразится страшный скандал.

— Приглашение исходило от мадемуазель, уверяю вас, Николас. Я не настолько безрассуден, чтобы предложить ей это так скоро после знакомства.

Элиза самовлюбленная дурочка! Женевьева от досады прикусила губу, стараясь понять, в чем же суть их разговора, или, точнее, заговора.

— Дон Лоренцо… — жалко начал Николас.

— Слепой самодовольный дурак, — резко прервал его капер. — Ваша кузина, дорогой приятель, — плод, созревший для того, чтобы его сорвали, и чем скорее высокомерный кастилец завалит ее на постель, до или после брака, тем больше у него шансов получить ее все еще целомудренной.

Женевьева невольно кивнула, соглашаясь с этим трезвым замечанием. Она и сама давно так считала. Элиза пребывала в полном смятении от перспективы долгих лет замужества без страсти, о которой мечтала в глубине души, и мысль о том, что она может так и не познать счастья любви, приводила ее в отчаяние. Женевьева знала и понимала, как хочется сестре испытать романтическое увлечение, прежде чем она станет богатой, уважаемой, благородной матроной. Но если Элиза надеется на легкое приятное приключение с Домиником Делакруа, то сильно ошибается: в его огне можно спалить не только крылышки — Женевьева в этом не сомневалась.

Однако она пока не понимала, почему Доминик склонен поощрять девичью глупость и какую роль во всем этом играет Николас.

— Вы обещали, что ее репутация не пострадает, — повторил Николас, и теперь его голос звучал настойчиво.

— Это уж как леди сама пожелает, — рассмеялся Доминик, и Женевьева снова почувствовала, как шевелятся ее волосы: смех был отнюдь не добродушным. — Чтобы добиться своей цели, мне не нужно губить ее репутацию. Однако если она будет настаивать… — Капер снова рассмеялся, и кончик его сигары вспыхнул ярче. — А теперь поскорее уходите, мой дорогой Николас. Вы исполнили свой долг, и я освобождаю вас в дальнейшем от какой бы то ни было ответственности.