Долго без тебя - Александра Ревенок

— Я тебе чуть позже расскажу. — Сейчас его тон снова переменился, и снова непонятно почему. Мюренн бросила настороженный взгляд на переменчивого, как погода весной, мужчину и кивнула. — Мы сейчас будем завтракать. Не знаю, знакомы ли вам эти продукты, но… Думаю, яйца вы уж точно знаете. — «Мда. Он и в самом деле странный». Они вошли в малую столовую: — Прошу к столу.

Гостья с любопытством разглядывала невероятно мелкие и при этом аккуратные приборы, которые украшали еще более мелкие завивающиеся розы. Тарелки с красивыми цветочными рисунками блестели, как зеркало, и отбрасывали яркие солнечные блики. Зрелище было воистину завораживающим, будто замерзшие кружева на разноцветных стеклах церкви в лютые зимы, которые, благо, не обрушивались на деревню Дун в последние четыре года.

— Мэри, ты можешь идти. Мюренн, присаживайтесь. — Теперь настала ее очередь отвлекаться от размышлений, что девушка сделала не очень охотно, так как мысли о родной деревне отвлекали от невеселой реальности. А реальность заключалась в том, что деревенская целительница Мюренн О’Кифф попала неизвестно куда и неизвестно вернется ли она назад. Да и как?

Девушка присела за стол и опасливо посмотрела на тарелку с омлетом и беконом. Потом, стесняясь, подняла глаза на мужчину, а тот в свою очередь стал делать все очень медленно, словно растерял все силы. О'Браен ел так медленно, словно… «Он хочет меня научить! Научить, чтобы я ела так же!»

Мюренн не очень ловко стала повторять все действия, которые проделывал мужчина. «Как же они едят-то! Руки можно поломать, пока кусок отрежешь!» Нож сорвался и заскользил по фарфоровой тарелке, по комнате разнесся неприятный звук. Девушка поморщилась, чувствуя, как по телу бегут мурашки, а хозяин дома как-то напрягся. Через несколько секунд, трапеза продолжилась.

«Как вкусно! Или это я просто такая голодная?»

— А что вы пьете? — От глаз барышни не ускользнуло, что напиток хозяина дома значительно отличается по цвету.

— Я пью кофе. Вы не знакомы с этим напитком. — «Откуда он знает?!»

— Вы тоже занимаетесь растениями?

— Нет, я не занимаюсь растениями. Просто… Это как… Как и пшеница очень знакомое всем растение.

— Из него тоже делают хлеб? Зачем же вы тогда его пьете?

— Ну, вы же делаете напитки и из пшеницы. — «Делаем… Делаем и из пшеницы.»

— А долго делать вот такой вот напиток?

— Нет, минут… Довольно быстро. Воду нагреть и еще немного.

— Так быстро?! — «А как же…» — Вы его только сейчас пьете, а зимой нет?

— Кофе — это бобы. Они просушиваются и…

— Как и пшеница может лежать долго, — закончила за Патрика гостья. Темно-розовые губы растянулись в широкой улыбке: «Напитки из бобов! Представляешь, Винни?! Подумать только! Они пьют это по утрам, как мы с тобой пьем воду».

Девушка укусила мягкий, как облака, хлеб. Запах у него был волшебный: отчетливо улавливался такой любимый аромат подтаявшего сливочного масла. Однако не только запах, но и вкус у этого хлеба был совершенно иной. В деревне Дун, да и в соседних деревнях тоже, хлеб Мюренн нахваливали все. Даже ее приемная мать Винни говорила, что у названной дочери он мягче и ароматней, чем у нее самой. Но этот…

Он отличался по запаху, по вкусу, даже по цвету: мякоть его была белая, как свежее молоко.

— А хлеб? Он из чего? — С наслаждением пережевывая очередной кусок, спросила девушка.

— Он из пшеницы.

— Ваша стряпуха просто волшебница! А можно с ней познакомиться? — С гораздо большей скоростью с ее тарелки исчезали хлеб и сливочное масло, нежели все остальное. «Как же он у нее такой мягкий! Такой…» — А она добавляет туда травы?

— С Мэри ты уже знакома… Травы? Я не знаю… Готовить я не умею. Если только самые простые блюда.

Девушка снова внимательно посмотрела на маленькую кофейную чашку в больших и красивых руках Патрика и улыбнулась. Этот яркий контраст веселил ее, потому что она даже представить себе не могла, чтобы кто-либо из рыцарей барона взял в руки такую вот чашу, и уж тем более они не стали бы из нее пить.

Также ее внимание обратилось и к собственной чашке, что была больше. Но даже из таких в деревне никто бы не стал пить. Мюренн заглянула в нее, потом снова подняла глаза на странного хозяина замка:

— А что там?

— Это чай.

— Это травы?

— Что-то в роде того. Это листья чайного куста. Они высушиваются. Потом завариваются.

— А для чего его пьют? — Патрик широко раскрыл глаза и уставился на гостью. Медленно проглотил то, что жевал.

— Ну… С утра, для бодрости, наверное, — сдавленно ответил мужчина. — «Ирландец, а говорит, как на другом языке…»

— А почему у меня чаша больше?

Вот теперь было явно видно, что мужчина растерялся. Он переводил взгляд со своей кофейной чашечки на чайную чашку гостьи и только шевелил губами, будто на ходу придумывал ответ. «Что с ним такое?»

— Ммм… Эээ… Такая традиция? — Ответил Пат и замер, ожидая ее реакции.

Девушку же такой ответ вполне устроил. Она давно заметила, что тут столько всего странного, и еще одной странной традиции Мюренн ни капли не удивилась. В столовой снова повисло молчание. Оба снова принялись за еду

— А как вы едите суп? — Пат застыл и снова перестал жевать. Ей было стыдно за свой вопрос, нет, совсем не от того, что она не знает. Просто было очень забавно наблюдать за О’Браеном, когда тот замирал, как напакостивший кот, которого застукали за съедением ворованной рыбы. — Ну, — девушка подняла вилку, стараясь сдержать смех: — Этим же неудобно есть суп.

Глаза у хозяина дома уж и вовсе стали огромными, сходство с перепуганным котом теперь проявлялось не только в движениях, а даже в выражении. Мужчина не шевелился. Так прошло несколько секунд. Потом он схватил стакан с водой и стал жадно пить. Позабыв об этикете, он громко выдохнул и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Мы едим его ложкой. Некоторые супы иногда, на кухне можно просто пить из большой чашки.

Мюренн весело улыбнулась:

— Не совсем отличаетесь от нас.

— Я очень на это надеюсь. — «Странный он какой-то».

— А почему мы не должны сильно отличаться?

— Перед прогулкой мы вернемся еще раз в библиотеку, и я вам все расскажу. — Девушка раздраженно вздохнула: она терпеть не выносила, когда с ней обращались будто ей три года, а не двадцать три!

И, чтобы сохранить благое расположение духа, которое приносили мягкий золотистый хлеб и сладкое масло, а еще ароматный чай, оказавшийся на удивление вкусным, дальше Мюренн не задала ни одного вопроса. Патрик тоже ел молча.

«Вот как сказать человеку, что он попал на много лет вперед и не известно вернется ли он назад? А если не вернется? Значит, ее нужно научить. Только как? Как учат детей в школе или иначе? Как рассказать все, чего она не знает? Как восполнить пробел нескольких веков? Как ее вообще включить в современную жизнь?»