Возраст любви - Даниэла Стил

— Но я ни о чем другом просто не могу думать! — призналась Джен, и на глазах у нее снова показались слезы. Они стекали по щекам на подбородок и капали на платье, и Аманда почувствовала, что еще немного, и она тоже расплачется. Ей было отчаянно жаль Джен, но она не знала, как ей помочь, что посоветовать.

— Мне так хочется ребенка, — всхлипнула Джен. — Я хочу, и Пол тоже хочет, но ничего не получается. Я боюсь… боюсь, что не смогу родить. Никогда!..

— Что за глупости, Джен! — воскликнула Аманда. — Ты все сможешь — и зачать, и выносить, и родить. В крайнем случае… в самом крайнем случае вы всегда сможете усыновить ребенка, но я совершенно уверена, что до этого дело не дойдет.

Ей было тяжело думать о том, что ее дочь несчастна. Она только что потеряла отца, а тут еще оказалось, что у нее есть и другие проблемы.

Джен снова всхлипнула:

— Мы говорили об этом с Полом, но он сказал, что никогда на это не пойдет. Он сказал, что хочет воспитывать своих собственных сыновей и что дети чужого дяди ему не нужны.

— Вот как?! — Аманда собиралась сказать, что Пол не только эгоист, но еще и глупец, но вовремя сдержалась. — Я думаю, Джен, он так сказал, потому что верит в тебя, — заявила она решительно. — Этим он хотел сказать тебе, чтобы ты не отчаивалась и что у вас все получится. Ну а если нет, то… Вот увидишь, если лет через двадцать у вас так ничего и не выйдет, он первым предложит тебе взять из приюта какого‑нибудь симпатичного мальчика или девочку. Ну а пока… пока я тоже советую тебе не переживать. Вот увидишь, все будет в порядке. Лично я готова спорить на что угодно!

Джен в ответ торопливо кивнула, но Аманда видела, что ей не удалось успокоить дочь. На протяжении целого года она была обеспокоена своей неспособностью зачать, и теперь ее тревога на глазах превращалась в панику. Аманда запоздало корила себя за то, что не обратила на это внимания раньше. Слава богу, Джен наконец‑то доверилась ей!

— А ты, мам? Как ты будешь жить одна?.. — спросила Джен.

Это была очень болезненная тема, и Аманда почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а в горле встает комок.

— Не знаю. — Она покачала головой и, не в силах сдерживаться, заплакала снова. — Мэтт был единственным человеком, которого я по‑настоящему любила, и вот теперь он ушел… Я твердо знаю только одно, Джен: в моей жизни никогда больше не будет другого мужчины. Никогда. Мы с твоим отцом были женаты двадцать шесть лет — это больше половины того срока, что я прожила на свете, и теперь я просто не представляю, как быть дальше. Ведь моя‑то жизнь еще не закончилась! Как я буду просыпаться каждое утро, как буду ложиться спать… Одна… Мне кажется, что я этого не выдержу! Что мне делать, Джен?!

Джен прижала мать к себе и молчала, давая ей выплакаться. Джен очень хотелось сказать матери, что со временем ей станет легче, но она не могла. Джен тоже не представляла себе, как ее мать сможет жить без мужа. Он был и фундаментом, и раствором, скреплявшим собой кирпичики их семейного здания. Он заслонял собой Аманду от внешнего, не всегда доброжелательного мира, подсказывал ей, что и как лучше сделать, и, несмотря на то что он был старше своей жены всего на семь лет, был для Аманды не только мужем, но и в каком‑то смысле отцом. «Я не могу без него жить», — сказала Аманда, и Джен знала, что это вовсе не преувеличение.

Когда Аманда успокоилась и перестала плакать, Джен помогла ей привести себя в порядок. Они сидели рядышком на диване и вспоминали Мэттью, когда дверь кабинета открылась и вошел Пол.

Он сказал, что Луиза уехала домой, что она сама была очень расстроена и решила не прощаться, чтобы не расстраивать мать и сестру еще больше. Потом Пол намекнул Джен, что им тоже пора ехать, так как его еще ждет дома работа.

Джен не хотелось оставлять мать в таком состоянии, но было уже поздно, и она знала, что рано или поздно им все равно придется уехать. А может, так было даже лучше. Аманда должна была привыкать к тому, что отныне ей придется решать большинство проблем самой.

В присутствии зятя Аманда старалась держаться, но прощание все равно вышло долгим и мучительным. Когда Джен и Пол уезжали, она вышла проводить их, но в ее высокой и тонкой фигуре, по‑прежнему затянутой в траурное черное платье, было что‑то до того трогательное и жалкое, что Джен разрыдалась, едва только их машина выехала за ворота.

— Боже мой, Пол! Она же просто погибнет без папы!.. — безутешно всхлипывала Джен, вспоминая отца, которого она никогда больше не увидит; мать, которая осталась одна в пустом и холодном доме; сестру, которая ее ненавидела; и даже ребенка, своего будущего ребенка, который, как она боялась, никогда не родится. Пол взял ее за руку.

— Вот увидишь, пройдет совсем немного времени, и Аманда придет в себя, — сказал он. — Все будет нормально. Ведь твоя мать еще молода, да и выглядит так, что ей могут позавидовать многие двадцатилетние девчонки. Да через полгода половина мужчин Лос‑Анджелеса будет распевать серенады у нее под балконом и умолять о свидании! Может быть, она даже решит вернуться в кино, — в конце концов, наша Аманда не какой‑нибудь новичок, которому надо начинать с чистого листа. У нее есть опыт и репутация звезды, а в киномире это значит очень много.

— Она никогда не вернется в кино, даже если бы хотела, — срывающимся голосом возразила Джен. — Папа всегда был против того, чтобы мама снималась в кино, и она не нарушит его воли даже теперь, когда он… когда его нет. Он хотел, чтобы мама принадлежала ему одному, и она пошла на это, потому что любила его.

«Если это правда, — подумал Пол, — то Мэттью Кингстон был самым большим эгоистом на свете». Вслух он, однако, этого не сказал, потому что знал — Джен прибьет его на месте. Она и так была на взводе.

— И потом, — продолжала Джен, пылая праведным гневом, — как у тебя только язык повернулся сказать, что мама начнет с кем‑то встречаться?! Это… это отвратительно!

— В этом нет ничего отвратительного, подлого или бесчестного, — твердо возразил Пол. — Это жизнь, реальная жизнь. Подумай сама, Джен: Аманде — пятьдесят. Всего пятьдесят! Да, твой отец умер, но ведь она‑то жива! Неужели тебе хочется, чтобы твоя мать оставалась одна до конца своих дней? Господи, у нее впереди еще целая жизнь, ведь кто знает свой срок? Разве ты хочешь, чтобы твоя мать похоронила себя заживо?

Он сказал это с легкой улыбкой, которая взбесила Джен еще больше, чем сами слова.

— Жить — это не значит встречаться с кем попало. Моя мать, Пол, это не твой отец, и, пожалуйста, не надо их сравнивать. Мама вышла замуж за папу по любви, они прожили вместе двадцать пять лет и были счастливы.

— Тогда, — заупрямился Пол, — она скорее всего снова захочет выйти замуж, чтобы прожить счастливо те два или три десятка лет, которые ей предстоит прожить. С ее стороны было бы просто преступлением запереться в четырех стенах.

— Я просто не верю, что это говоришь ты! — задыхаясь от ярости, проговорила Джен и вырвала у него руку. — Ты что, действительно считаешь, что моя мать будет встречаться с мужчинами после… после того, как… Да ты просто больной! Псих!! Извращенец!!! У тебя нет ни малейшего понятия о порядочности, никакого уважения к памяти моего отца! Кроме того, ты просто не знаешь мою мать.