Мода на умных жен - Елена Арсеньева

– А вы сами как думаете?

– Я хочу от вас услышать.

– Очень тактично с вашей стороны. Ну а с моей стороны,извините, есть пока только огромный интерес к самой истории… ну и к вам,конечно.

– Да и вы мне очень интересны. И вы очень красивы, конечно.Однако в штатной ситуации я бы, пожалуй, не решился вот так, с бухты-барахты,делать вам предложение. Тем паче что я как бы влюблен в другую… Но уж коли мы вситуации нештатной… Вы мне нравитесь, словом, но…

– Я рада, что наше отношение друг к другу, не побоюсь этогослова, адекватно. Кстати, мы оба, да и Лев Иванович, не подумали о том, как нашвременный альянс отразится на ваших личных отношениях.

– Ну, с ними я уж сам как-нибудь разберусь.

– Да, извините. Я, конечно, не должна была простирать своюзаботу о вас настолько далеко. Извините.

– Да ничего, вы меня извините, если был резок.

– А вы уже сообщили семейству радостную весть?

– О том, что в оном семействе намечается прибавление? Дасообщил…

– У вас очень выразительный голос.

– Что?

– Я имею в виду, что по вашему голосу вполне можно понятьреакцию вышеупомянутого семейства.

– Нет, уверяю вас, тут никакой моей выразительности нехватит. Первый раз услышал, как дочка матерится.

– Дочка? Да, это круто…

– Главное, все можно было выразить простыми словами игораздо короче: «Если бы ты на дуре Юльке женился, то еще как-то понять можнобыло бы, она хоть красотка, а то на какой-то…» Извините, это как бы цитата…

– Да ничего страшного, вы продолжайте, не стесняйтесь.

– Нет уж, я лучше постесняюсь. Одно скажу: я мигом вспомнилее маменьку покойную. Вот бы порадовалась, сказала бы: «Ну вся в меня девочка!Моя дочь была – моей и осталась!»

– Понятно. А кстати, если не секрет, отчего ваша женаумерла? И когда? Извините, конечно, если мой вопрос покажется вам чрезмернобесцеремонным…

– Да нет, почему, вы вправе это знать. Только интересно,какого ответа вы от меня ждете? Как в том анекдоте: «Грибочков поела»? Илинаоборот: «Грибочки есть не хотела, оттого и умерла»? Нет, произошел совершеннонелепый случай, из тех, которые принято называть несчастными. Вдовцом я сталполтора года назад. Лариса пошла в подвал за картошкой… Да, понимаю, что высейчас подумали: неужели мужчины в доме нет, что бедная женщина должна самаидти в подвал за картошкой? Да, если честно, меня в тот подвал месяцами незагнать было, хозяин и помощник я никуда не годный. И в то время, когда Ларисапошла за картошкой, меня тоже не случилось дома…

– А вы где находились, позвольте полюбопытствовать?

– «Узнают коней ретивых по каким-то там таврам…» А по каким,кстати?

– «По их выжженным таврам».

– Вот именно. Коней – по таврам, а детективщиков – повопросам! Но давайте все по порядку. Короче, пошла Лариса в подвал, набралакартошки, а выходя, поскользнулась на одной из них, давно, видимо, из ящикавыпавшей и подгнившей, расквашенной, упала – и затылком об угол ящика. Ящик былочень тяжелый, не просто дощечки сбитые, а на совесть сколоченный старыйсундук, окованный железом. Когда мы в этот дом переехали, он нам от прежнихжильцов остался. Сдвинуть его с места было никак нельзя, вот мы и стали использоватьего для картошки. Ну, короче, она упала затылком на его угол… Так я ее и нашел.

– Вы нашли?

– Ну да. Пришел домой – никого. Ужина нет, вообще конь невалялся… Не похоже на жену, она была очень хорошая хозяйка. Каковы бы ни былинаши отношения, никогда не отменялось святое правило: встречать меня занакрытым столом, причем все всегда по высшему разряду – вилки-ножи длякаждого-всякого блюда, салфетки… Я удивился и забеспокоился. Тут Галя, дочка,позвонила. «Позови маму», – говорит. Я – так, мол, и так, мамы нету и вообще… Ая еще когда вешал куртку в шкаф, мимоходом обратил внимание, что плащ Ларисин –вот он висит, туфельки ее любимые стоят, а нету растоптанных кроссовок,хозяйственных, так сказать, и старой куртки. То есть я это заметил, но мельком,говорю, у меня голова была тогда занята всякими проблемами, я свой бизнеспродавал и в хлопотах света белого не видел. «Как это мамы нет, – говорит Галя,– она еще час назад ушла в подвал, за картошкой. Мы с ней вместе выходили, я винститут шла, у нас сегодня занятия с трех часов. Может, – говорит, – она ключот квартиры забыла или потеряла и сидит теперь у какой-нибудь соседки? Но тогдапочему не позвонила тебе или мне на мобильный?» – «Откуда я знаю, – говорю, –почему она не позвонила? Ладно, – говорю, – схожу я в подвал и посмотрю, чтотам и как. Может, дверь изнутри захлопнулась или еще что…» Но это я говорилскорее для того, чтобы Галю успокоить. Она в тот несчастный подвал никогда неходила и знать не знала, какие там замки. А я знал: нечему там былозахлопываться, надо было замок навешивать, чтобы дверь запереть. Я уже словночувствовал, что увижу, что найду…

– А вас не…

– Ну, продолжайте.

– Нет, извините, это дурацкий, бестактный вопрос.

– Да, конечно, но я все прошел.

– Что?

– Я просто отвечаю на ваш дурацкий и бестактный вопрос. Выведь хотели спросить, не подозревали ли меня в убийстве Ларисы? Да, я прошелэтим тернистым путем… Когда я вызвал к Ларисе «Скорую», они вызвали милицию, ате первым делом повязали вашего покорного слугу и под белы рученьки поволокли вузилище… Лариса умерла, как сочли эксперты, за час до моего появления, однакоот меня требовали удостоверить свое алиби на то время. А я не мог этогосделать!

– Почему? Алиби не имелось?

– Имелось оно, но человек, который его могзасвидетельствовать… Дело в том, что я находился… у любовницы.

– У Юли, да?

– Нет, в то время я встречался с другой женщиной. Она былазамужем, и я не мог назвать ее имя. Причем не только потому, что не хотелосьподставлять ее, ломать ее жизнь. Если бы я признался в том, что был слюбовницей, я бы самого себя подставил совершенно определенно, без всякихсомнений. И без того некоторые соседи сочли долгом сообщить, что жили мы сженой, мягко говоря, не дружно. Одна наша соседка, старая стерва, лезлабуквально во все дела, когда надо или не надо… А Лариса была женщина…эмоциональная, скажем так. Я-то не слишком люблю выяснять отношения…

– Я тоже.