Белая ель - Вера Камша

Бледный свет, осколки крынки, мокрые, покрытые мерзким налетом пятна на столе… Откуда они? Еще вечером их не было. И сарай… Когда у него просела крыша? Зиму пережила, а сейчас просела. Барболке отчего-то захотелось подпереть дверь сарая ломом, но там, где он всегда лежал, было пусто. Под ногу подвернулось полено – гнилое, мягкое, расползающееся в слизь. Все мертвое, все! Дом, двор, луна… За забором чернел лес. Он живой, в нем деревья, комары, птицы!

Девушка опрометью бросилась к калитке, но та не поддалась. Барболка изо всей силы толкнула сырое, осклизлое дерево, ничего! У поленницы зашевелилось что-то темное. Жужа! Спящая собака, медленно и неровно, словно ей отдавили лапу, побрела к хозяйке, хвост исчез между ног, уши обвисли. Рука девушки метнулась к эспере, но мертвой собаке не было дела до серебряной, отвращающей зло звездочки. Жужа тихонько хромала к Барболке. Мимо завалившегося набок стола, увядшей крапивы, черного вишневого ствола. У вишни была тень, у собаки не было.

Спину Барболки покрыл холодный пот.

– Мама, – прошептала девушка, – ой, мамочка.

Она помнила, что мать умерла, но это была ее единственная молитва, единственное заклятье, которое смогли произнести губы. Сжимая бесполезную эсперу, Барболка пятилась к прогнившему сараю, отступая от спящей Жужи.

– Мамочка!

Что-то теплое зацепило ногу, не теплое – горячее! Уголек жизни среди мертвого пепла! Барболка сама не поняла, как ухватила рябиновую ветку. Запах зелени отбросил душную гниль, в небе мелькнуло что-то крылатое. Рассветная цапля? Какая большая!

– Вот ты где! – Девчонка ухватила Барболку за руку, – Вот ты какая! От меня прячешься, а с ними играешь!

– Беги, – Барболка попробовала отпихнуть малышку за спину, – тут… Тут…

– Глупая, – ведьмочка тряхнула черной гривой, – я ж тебе говорила…

– А Жуж… – горячая ладошка зажала Барболкин рот.

– Жужжу, кружу, никого вам не рожу , – запела голышка, кружась вокруг старой вишни, и вместе с ней вертелась ее тень, показавшаяся Барболке крылатой, хотя на самом деле это были волосы. Девушка воровато глянула туда, где в последний раз видела собаку. Никого. Малышка остановилась – белые, ровные зубки, блестящие глаза, белые цветы в черных прядях.

– Плохо тут, – девочка сдвинула бровки, – бежим!

На этот раз Барболка не возражала. Приблудившееся создание было странным, но не страшным. И у него была тень, голос, глаза. Девчонка прикусила губку, босая ножка ткнула калитку, та рассыпалась в труху.

– Бежим!

И они побежали сквозь замерший лес вслед за ускользающей луной. Меж ветвей мелькали какие-то тени, ветер отбросил назад спутанные волосы, под ноги стелилась мокрая трава, о чем-то шумели листья.

– Барболка! – Ее зовут, какие тяжелые ноги, как она устала… – Да куда тебя несет, дура малохольная!

– Отец, он там… вернулся!

– Молчи! – Кто это сказал? Девчонка? Мать? Гици? – Молчи и беги! Не оглядывайся, не думай, просто лети за луной. Луна выведет, луна и весна. Они есть, они с тобой!

– Барболка, сдурела совсем?! Родного отца не признает! Да стой же!

– Лети, забудь обо всем, лети! У тебя есть крылья, крылья и ветер. Четыре ветра не дадут тебе упасть.

У нее есть крылья? Есть, и она летит к шаловливой луне. Луна пляшет и мяучит, у нее зеленые кошачьи глаза… Как она близко!

– Барболка, стой… Не то прокляну… Да стой ты, … твою!

Лунный прыжок, лапы-лучи с зелеными когтями, дикий, надсадный визг за спиной и ветер, пахнущий медом, горячий и ласковый.

– Мы еще станцуем. Ты не забыла? Ты обещала мне песню, я подарю тебе танец. Танец с ветром!

Шум реки, рванувшаяся вверх луна, земля под ногами. Что это за замок? Высокие башни, свет, тепло…

– Ты хотела сюда, тебя сюда звали, я тебя привела. Ты будешь здесь жить! Тебе будет весело, а я к тебе приду.

Она сюда хотела? Это Сакаци?! Конечно… Река под горой, двойная башня. И здесь нет другого замка.

– Я не хочу сюда, не хочу!

– Ты не хочешь, куда хочешь, – длинноволосое создание взмахнуло ночной гривой, – и хочешь, кого не хочешь… Зачем думать? Ты танцуй. Живи и танцуй. День еще растет, иди в замок… Иди радоваться, а я приду… Скоро приду.

– Я не пойду туда, – выдохнула Барболка, – там…

– Там живут, ты живая, иди туда, – слетевшиеся светлячки кружились вокруг головки девочки, словно звездный снег. – Иди к живым. Ты не хочешь к НИМ? К Тем, за воду?

За воду? Лунная река, темный мост и трое на дальнем берегу. Отец, Ферек, Жужа… По колено в тумане. Там есть туман, а здесь – нет. Какой сильный ветер… Жужа спит. Отец опирается о лом, так вот почему она его не нашла! А Ферек без шляпы, и лицо у него наполовину в чем-то черном.

Резкий рывок, острые коготки, впившийся в запястье.

– Ты – живая!.. Забудь!

Скрип ворот, топот, голоса, факелы в руках, удивленные усатые лица.

– Девка, как есть девка!

– А хороша!

– Точно!

– Видать, гнался за ней кто!

– Ой, дак мы ж ее до Яблонь везли!

– Держи!

Звездный туман, запах рябины, метнувшаяся к луне крылатая тень и теплый, мирный покой. Она живая, она дошла. Все будет хорошо, ведь здесь ее гици…

1

Красные с золотом бабочки казались живыми, и молодая господарка счастливо улыбнулась. Сын Миклоша появится на свет еще не скоро, она успеет дошить полог для колыбельки. В здешних краях говорят, что нет приметы хуже, чем загодя готовить детское приданое, но она все равно будет вышивать. Просто никому не скажет, для кого на бледно-зеленом шелке трепещут алые крылья. А когда она закончит полог, вышьет Миклошу его любимых золотых охотников.

С той весенней ночи, когда в одночасье ставший единственным рыцарь подхватил ее на руки, Рафаэла тонула в своем счастье. Миклош Мекчеи увез ее из дома, но это было не бедой, а сказкой. Дорога через звенящие от птичьих трелей горы, охапки луговых цветов, веселые люди в странных ярких одеждах, розовый город на шестнадцати холмах, из которых бьют родники, сливаясь в форелевый ручей, и ручью этому, приняв в себя множество родников и речушек, суждено превратиться в великую Росанну.