Мера ее вины - Хелен Чандлер

— Значит, они имеют право говорить про меня все, что им вздумается? — поинтересовалась Мария.

— Если обвинение будет нарушать правила, я буду возражать, но в целом обвинение имеет право вести дело так, как считает нужным. Советую вам во время выступления мисс Паскал отвлечься на что-то еще. Мисс Паскал, скорее всего, вообще не будет принимать во внимание какие-либо факторы, смягчающие вашу вину. У вас будут какие-нибудь вопросы перед тем, как мы начнем?

— Нет, всё в порядке, — ответила она. — Вот только в этом боксе ужасно жарко…

— Да? А как, вы думаете, я себя чувствую в этом парике? — Адвокат улыбнулся. — Очень надеюсь, что судья не будет затягивать заседания, так как днем здесь будет катастрофически жарко.

Он кивнул полицейским, показывая, что те могут занять свои места рядом с Марией, и вернулся к своей скамье. Из своего бокса Мария видела главным образом спины людей, и ей такая ситуация показалась нечестной. Разве она не имеет права смотреть в лицо тем, кто говорит про нее?

Присяжные вернулись в зал только после того, как все остальные заняли свои места. «Они наверняка меня ненавидят», — подумала Мария. Пока они знали лишь то, что писали о ней в прессе сразу после ареста. Заголовки статей о происшествии были самыми разными, начиная от кричащих, наподобие «Будущая вдова», и кончая более общими и аналитическими, типа «Волна насилия в пригородах Бристоля». Сообщения СМИ о ее возрасте тоже были самыми противоречивыми — одни газеты писали, что ей тридцать лет, другие — что пятьдесят. СМИ упоминали «свидетельства» очевидцев, рассказывавших о том, что по ночам из их дома слышались ругань и крики, а также раздавались звуки отъезжающих автомобилей. Мария не винила прессу. Ее жизнь была настолько скучной, что если б журналисты описали все так, как было в действительности, никто не стал бы покупать газет.

Она глубоко вздохнула. На самом деле не имело никакого значения, что думали люди. Самым неприятным во всей этой истории было то, что Эдвард не соизволил умереть. То есть Эд, напомнила Мария самой себе. Теперь-то она может спокойно называть его так. Однажды у него работала секретарша, которая позволила себе три раза подряд обратиться к нему сокращенным именем. На следующий день ее уволили. С тех пор всех его секретарш информировали о том, что к работодателю обращаются исключительно словами «мистер Блоксхэм».

Ее честь судья Дауни откашлялась, закончила что-то писать и посмотрела на прокурора. Адвокат Марии называл ее Имоджин Паскал, и, глядя на эту женщину, она поняла, что это по-настоящему крепкий орешек. В глазах прокурора горел яркий огонь амбиций, который прежде она видела у своего мужа. Такой огонь горит в глазах людей, стремящихся быть лучше всех тех, кто хочет добиться признания. Такие люди с презрением оглядывались на тебя, если ты хоть на секунду останавливался, чтобы перевести дух. Мария не участвовала в гонке. Последние десять лет она вообще никуда не рвалась, а наслаждалась запахом роз в собственном саду. Ей хотелось сказать Паскал, что быть посредственностью в принципе не так уж и плохо. Чем выше ты взлетаешь, тем больнее будет падать.

Мисс Паскал встала. Под адвокатской мантией ее серый шерстяной бизнес-костюм выглядел совершенно безукоризненно.

— Дамы и господа присяжные, — начала она свою речь. — Данное дело довольно серьезное, но на самом деле достаточно простое. Обвиняемая, — тут мисс Паскал повернулась и театральным жестом указала на бокс, в котором сидела Мария, — совершила преднамеренную попытку убийства своего мужа. И этот факт не подлежит никакому сомнению.

Присяжные повернули головы в сторону Марии. Хотя она этого очень не хотела, ей невольно пришлось посмотреть в глаза некоторым из них. Вид у присяжных был слегка удивленный. Почему она не отрицает того, что хотела убить своего мужа? Судя по всему, они не ждали, что прокурор обвинит Марию в такой жестокости. Возможно, присяжные предполагали, что та будет утверждать, что все произошло по причине какой-то ужасной ошибки, в результате которой она, к примеру, приняла мужа за грабителя. Или, может быть, хотела ножкой стула прихлопнуть муху, но слегка промахнулась… Мария нахмурилась, чтобы скрыть появляющуюся на губах улыбку. Нет, никаких оправданий. Она хотела убить своего мужа, и точка. Она мечтала об этом, молилась, чтобы это наконец произошло. Увидеть, как муж истекает кровью на полу кухни, — это лучший подарок и вообще самое лучшее, что могло с ней случиться в этой жизни.

Выжав все, что только можно из полной драматизма театральной паузы, Имоджин Паскал два раза постучала кончиком ручки по блокноту для записей, чтобы привлечь к себе внимание, и продолжила вступительную речь обвинения.

— Позвольте рассказать вам предысторию. Обвиняемая и мистер Блоксхэм были женаты восемнадцать лет. Мистер Блоксхэм является человеком с безупречной репутацией. Он работает, точнее, работал… нанесенные рукой обвиняемой увечья оказались настолько серьезными, что он уже никогда не поправится. Так вот, мистер Блоксхэм работал консультантом по вопросам экологии как с правительственными организациями, так и с частным сектором и занимался вопросами влияния производственных предприятий на окружающую среду. Кроме этого, он вел видеоблог о воздействии глобального потепления на природу и диких животных Британии. У этого блога было более полумиллиона подписчиков. Мистер Блоксхэм писал книги и выступал на радио и телевидении. Можно сказать, что он защищал и боролся за права кузнечика, чайки и мыши-полевки. Он делал все возможное, чтобы сохранить нашу флору и фауну, до тех пор, пока не пал жертвой преднамеренной и жестокой попытки убийства.

Несмотря на то что стекло бокса, в котором она сидела, было высоким, Марии показалось, что старшина присяжных произнесла слово «позор». «Ну, вот и всё, — подумала она, — меня уже осудили. Не дошли даже до ножки стула, поврежденного мозга и крови на руках. Осудили за мышей». Мария никогда не думала об этом раньше, но теперь поняла, что уголовных адвокатов редко нанимали исключительно потому, что они хорошо знают законодательство. Юрист должен быть психологом, он должен знать, как повлиять на присяжных, представив им самые неочевидные и мелкие проступки так, чтобы вызвать в их душе максимальное негодование. Интересно, как ее адвокат Джеймс Ньюэлл ответит на эти обвинения. С виду он выглядел не таким целеустремленным и боевым, как Имоджин Паскал, скорее даже наоборот.

Среди публики сидел нанятый прессой художник, рисовавший карандашом ее портрет. Громкие звуки скребущего по бумаге карандаша раздражали людей, сидевших поблизости от него. Мария видела, как люди хмурились. «Какой он меня изобразит?» Она не будет покупать газету, в которой напечатают этот рисунок, хотя совершенно спокойно может это сделать. Судья дала разрешение на то, что на время суда Мария может проживать в специальном хостеле для отпущенных под поручительство.

Ей отвели комнату с жесткой кроватью и сломанным комодом. Ванная и туалет были общими и располагались в коридоре. Напротив входа в ее комнату находилась кухня общего пользования, которая, по ее мнению, мало на что годилась. Мария имела право находиться вне хостела с 8 утра до 6 вечера. Адвокат настоятельно просил ее не нарушать условий комендантского часа. Кроме этого, ее предупредили о том, что она ни в коем случае не должна предпринимать попыток увидеться с Эдвардом Блоксхэмом.