Товарищ Альбер распорядился - Олег Сергеевич Агранянц

в золоте, пишет формулы. И сам себя считает формулой, фигурой. Не троньте его формул, он, видите ли, Архимед! А я-то знаю: под оболочкой – гниль, труха. Я собирался сделать из него ничтожество. Отомстить за все. Я к нему подсел, напугал, и он подписался под пустым листом. Под пустым листом! Я бы потом… Но мне не повезло, его убили.

– Это все, что вы знаете?

– Не совсем. Но… Хорошо, вам я расскажу. Только вам. Когда я помогал нести его тело в подвал, я засунул руку к нему в карман. Я думал, что там могут быть фотографии девочек. Моей дочери… А там… там…

– Я знаю.

– Знаете? – он удивился.

– Там деньги.

– Большие деньги.

– Знаю.

– Тысячи… тысячи…

– Сто десять тысяч франков. Надеюсь, вы ничего не взяли.

– Нет. Нет. Что вы! Я…

– Если взяли, немедленно уничтожьте. Номера всех купюр переписаны. Если вы их предъявите, вас тут же арестуют.

– Вы мне что-то хотели сказать?

Люси увидела, что детектив забрал все записки:

– Нет. Я просто хотела убедиться, что вы не друг этого человека.

* * *

Люси вернулась за свой столик, села рядом с детективом:

– Все взял?

– Все.

– Сколько листков?

– Один листок с химическими формулами. Остальные чистые.

– Где этот листок?

– Я его спрятал.

– Куда?

– У меня специальная подкладка в пиджаке. Я все-таки детектив. Тебе их отдать?

– Отдашь, когда мы выйдем. Если… Если со мной что-нибудь случится, позвонишь в Лозанну, номер 775 5656. Запомнил?

– Запомнил. Я профессионал.

– Спросишь Альбера. Ему и отдашь.

– Ты думаешь, здесь все так серьезно?

– Запомни. Альбер.

Где жизнь, где смерть?

Юла по-прежнему сидела за столиком рядом с Поэтессой:

– Прочти что-нибудь.

– Что?

– Что-нибудь.

Поэтесса подумала с полминуты, потом начала:

– Где жизнь? Где смерть? Кто проведет черту?

Нам двое жизнь дают; они – отец и мать.

И только двое вправе жизнь отнять:

Мы сами и Господь. Иному имя – Зло.

И он – убийца самый заурядный,

Каким бы ни был оглуплен законом,

Какой бы истиной ни тешил он себя!

Глава четвертая. Так все-таки кто

Странные люди

– Сидим, спокойно разговариваем, – рассуждал Журналист. – Как в зале аэропорта. Некоторые даже смеются. Не понимаю. Наверное, потому, что налётчики не производят впечатления кровожадных убийц. По правде говоря, я тоже думаю не о смерти, а о документах, которые, как вы утверждаете, Аркадий, находятся в этом зале. Настолько ли вы всемогущи, Аркадий, чтобы добыть их?

Ответил Филипп:

– Господин Аркадий настолько всемогущ, что смог проникнуть в нашу страну без визы и без отметки в паспорте. Его, так сказать, нет в нашей стране.

– Но, тем не менее, он представляет объективную реальность.

– Этот человек – да. Но не господин Аркадий Анкидинов.

– Меня, откровенно говоря, не очень интересуют визовые вопросы. Меня интересуют документы. Ладно. Вы покажете мне своего человека, господин Аркадий?

– Нет,

– Я так и думал. А вы, господин Филипп?

– Я уже показал нашу сотрудницу.

– В таком случае мне остается одно: найти человека господина Аркадия самому.

– И как же вы хотите это сделать? – спросил Филипп.

– Я попытаюсь.

– Попытайтесь.

* * *

Журналист встал, осмотрел заложников, размышляя, с кого начинать, потом решительно направился к одиноко сидящему Папаше Фуко:

– Я могу сесть?

– Можете.

Журналист сел:

– Интересно, что об этом думаете вы, бывший коммунист.

– Эти ребята – конечно, мерзавцы. Но это ответ на политику правительства.

– А вы лучше, чем они?

– Вы хотите доказать, что мы и они – одно и то же? Вы это уже доказываете пятьдесят лет.

– Разве это не так?

– Наше правительство…

– Оставим в покое наше правительство. Министры мало чем отличаются от вас. Ну, получите вы эти документы. Вам-то от них какой прок?

– Вы берете у меня интервью? Или собираетесь сами дать мне интервью?

– Хорошо. Я знаю, что среди заложников есть человек, который может дать сигнал закончить операцию. Эти парни украли из банка документы. И теперь должны передать их русскому агенту.

Папаша Фуко удивился:

– Вы это точно знаете?

– Точно. И до тех пор, пока не передадут, мы будем сидеть здесь.

– Вы уверены, что этот человек – я.

– Да.

– И как же вы решили заставить меня признаться?

– Сказать вам, что вы можете спокойно вынести документы.

– Это вам сказал тот полицейский?

Он показал на Филиппа.

– Да.

– Я вас должен огорчить, это – не я.

– А эта женщина? – Журналист показал на Хозяйку.

– Нет. Хотя. Идем.

Оба подошли к столику, за котором одиноко сидела Хозяйка. Папаша Фуко был настроен решительно:

– Ты что, старая дура, на старости лет в детективы играть решила?

– Никак ослаб от страха? – удивилась та.

– Живо выкладывай, какие документы ты должна получить.

– Не пойму, о чем ты?

– Ты бралась получить документы от этих? – он кивнул в сторону террористов.

– Ты что? Скоро землю есть начнешь?

Папаша Фуко сбавил тон:

– Значит, не ты, а твой защитник пингвинов.

– Ах, этот.

Она подскочила к столику, за котором расположился Анри Ботье:

– Мало того что дочку мою пингвинами затрахал, ты еще с этими подонками якшаешься, документы для них перевозишь! Пингвин недоделанный!

Будущий зять испугался:

– Я ни при чем. Я их первый раз вижу. Я – настоящий революционер.

Папаша Фуко отвел Журналиста в сторону.

– Не они.

– А кто?

– Сам теперь ломаю голову.

История про Золушку

Следующей на очереди была Поэтесса. Журналист подошел к ее столику:

– Я могу сесть?

– Да, можете. Вы хотите о чем-то меня спросить?

– Почему вы не приносите свои стихи в нашу газету?

– Я не помню, когда ваша газета в последний раз печатала стихи.

– В газете всегда существует проблема места. Но времена меняются.

– Не заметила.

– Современная технология открыла новые возможности. На первое место выходит личная инициатива. Личная инициатива. Да-да. Теперь Золушка не ждет, когда фея подарит ей туфельку, она берет туфельку в кредит – и во дворец. И добро побеждает зло быстрее, чем раньше.

– Добро побеждает зло. Вы не знаете, о чем умолчал Перро. А умолчал он о том, что когда придет время и Золушка станет королевой, будет она королевой жадной и злой, и все будут вспоминать добрую старую королеву. А потом появится еще одна Золушка, и все будут на ее стороне. Потому что она Золушка. Но и она превратится в злющую королеву. Новое никогда не бывает лучше старого. Но оно нравится потому, что новое.

– Грустный