Варя - Ольга Беркут

на то, что в отличие от Елисея, черты лица гостя совсем не отличались изяществом, а скорее показались княжне резкими, в целом он произвел на неё хорошее первое впечатление. Однако было во взгляде этого молодого человека, кроме радушия, что-то ещё..

Насмешка? Весело ему?

Варя не стала ломать над этим голову, не до того. Она вновь повернулась к Елисею, который, спрятав руки за спину, стоял теперь в самой неприступной позе вполоборота к ней. Что же, значит, к столу сопроводит её папенька. Варя, чувствуя, как плечи, совсем потяжелев, поползли вниз, вспомнила совет любимого танцмейстера.

«В любой ситуации держите, барышня, осанку. Прямая поза залог уверенности, а длинная шея — величия».

И Варя, расправив спину, почувствовала себя немного лучше.

— Приступим к ужину, господа и дамы! — князь по-хозяйски первым зашагал во главу стола, проигнорировав дочь. А Варя, ожидающая от него поддержки, совсем растерялась. Метнула на отца злобный взгляд — молнию, но мимо цели. Если он и разумел намёк, то сделал вид, что ничего не понял.

На выручку княжне пришёл Ибрагим Альбертович: предложил локоть и, когда Варя благодарна приняла его, накрыл своей широкой шершавой ладонью её маленькую кисть. Этот жест согрел раненое сердце. Когда в детстве Варя чуть не умерла от кори, Ибрагим Альбертович также сжимал её ладошку в своей, шепча молитвы и слова утешения. Он не раз спасал княжну от болезней тела, а сейчас, казалось, был готов спасти и от недуга душевного, подарив отеческое тепло.

Как только расселись, в гостиную внесли щи, пахнущие наваристым мясным бульоном, капустой и зеленью. К супу подали свежеиспечённый хлеб, сладковатый аромат которого всегда вызывал у Вари прилив аппетита. Но в этот раз трапезничать совсем не хотелось. И, несмотря на то, что все присутствующие с удовольствием накинулись на еду, Варя всеобщему порыву не поддалась, заставила себя проглотить лишь пару ложек горячего консоме. Слава богу, на неё не обращали внимания. Папенька громко болтал с Львом Васильевичем, который сидел с ним рядом. Иногда к беседе присоединялись Елисей и Ибрагим Альбертович. Обсуждали чудо света — заморскую железную дорогу. В иной ситуации Варя уж точно бы вставила свои пять копеек, она была не из робкого десятка. Но реакция любимого при встрече так застыдила её, что сидела она теперь самой настоящей скромницей, которая ни ступить, ни молвить не способна без неловкого движения или заикания глупого.

После супа подали утку, запечëнную до золотистой хрустящей корочки, молодую картошечку в сметане с веточками укропа и густой грибной соус, просто обожаемый Варей. Но обрадовалась она не еде, а домашнему сливовому вину с мёдом.

Наконец-то!

— А вы бы коней попридержали, Варвара Фёдоровна. Пить не умеете. Одуреете, не заметив как, — заботливо прошептал ей на ухо Ибрагим Альбертович.

Варя же, чувствуя, как сладость с горьким привкусом обволакивает горло, а по венам растекается тепло от только что выпитого бокала живительной настойки, покачала головой.

— Я алкоголь терпеть не могу. Просто жажду унять нужно. А вы за меня не волнуйтесь. Лучше за Павлом Петровичем следите. Ему пить вообще нельзя, — также тихо процедила сквозь зубы Варя. И испуганно подняла глаза на Елисея. Ему тоже не по нраву, что она за вино схватилась? Но жених продолжал упорно игнорировать свою ненаглядную, будто и нет её на ужине вовсе. Всё же нашелся за столом кое-кто, окромя доктора, отлично расслышавший слова княжны. Дворецкий, ойкнув, горячо зашептал ей в ответ:

— Я вас, барышня, признаться, уже давно боюсь! И доверие к вам утратил. Хотите — гневайтесь, хотите — нет, а как вспомню..

— Ну будет, Павел Петрович. Вот поэтому вам пить и нельзя. Язык, как помело во рту, начинает болтаться! — огрызнулась княжна на тон выше, чем хотела. Повезло, что раскатистый смех отца, последовавший за шуткой Льва Васильевича, удачно приглушил её голос.

А Павел Петрович успокаиваться не собирался, набрал в грудь воздуха и… тут к Варе на помощь опять пришёл Ибрагим Альбертович, который сидел между ней и дворецким. Сунул старику в рот масляный клубень картошки, политый душистым соусом. Княжна облегченно вздохнула. Незаметно для гостей высоких, погрозила дворецкому пальцем и отвернулась от его чавкающей физиономии.

И зачем только папенька позвал к ужину этого вредину? Ну ладно ещё тётушки. Их обычно не видно, не слышно. Старые девы в прямом смысле слова. Есть они друг у друга и хорошо — остальным не помеха. Но слуг-то зачем за стол тащить? Ибрагим Альбертович не в счёт.

Варя, наплевав на все приличия, подала знак лакею подлить ей ещё вина. И с бедовым наслаждением сделала несколько больших глотков. Только отставила бокал, а папенька тост объявил.

— За Елисея! Его приезд для нас праздник. Отрадно сегодня в Отраде. Вот такой каламбур. Я тосты говаривать не мастак… В общем, Елисей Михалыч, рады мы вам, очень рады, гость наш долгожданный. И вам, разумеется, Лев Васильевич.

Выпили. Варя нетвёрдой рукой отодвинула бокал в сторону, с удивлением обнаружив, что он слегка двоится перед её взором. Но причуды зрения ушли на второй план, когда она неожиданно поняла, что вместо стыда и страха чувствует теперь… Что бы вы думали? Смешливость едкосную! Мысли кутерьмой ярмарочного пляса полетели в голове.

Говорит он такой, люблю естественность, нарумяненные дамы — моветон, фу-фу-фу. И бах тарарах. Варвара Фёдоровна с пудом белил и фунтом румян на лице. Он-то думал, нежную, скромную барышню встретит, тихоню деревенскую. А тут каков сюрприз! Просто светская львица Колоского уезда при полном параде! Ой, не могу.

Варя так и хихикнула.

Стоп! Нет, смеяться — ни-ни сейчас.

Потом в покоях душу отведет, когда одна останется. И опять против воли — хи-хи-хи. Тихонько так, в кулак.

Но приступ хмельной самоиронии мгновенно стих, когда Варя, потерявшая всякую связь с реальностью, услышала вдруг, как из-под одеяла верблюжьего, своё имя. Собрав невероятным усилием воли осколки внимания, разобрала-таки насмешливую фразу Льва Васильевича.

— И зачем тебе это, Еля? Вон, даже Варваре Фёдоровне смешно от твоей затеи.

Господи, о чём это он?

Варя так сильно испугалась, что даже немного протрезвела. Елисей наконец-то обратил к невесте свои красивые строгие глаза. В голосе жениха звучала досада и, похоже, нотки отвращения:

— Так значит, вы тоже склонны считать моё стремление совершенствоваться в искусстве фехтования глупостью?

Чего? Больше пить ты никогда не будешь, дура несносная.

Варя лихорадочно попыталась сообразить, что бы ответить.

— Я… вовсе. Я… Что вы! Фи…фи…ф, — тут она с ужасом убедилась: для пьяного языка и простое слово может превратиться в непреодолимую гору букв, — Фы…хтование