Соперница королевы - Элизабет Фримантл

француза – тот медленно облизывал губы – и невозмутимо отвернулась.

– Не обращай на него внимания, – фыркнула она. – Может, королева желает заполучить лягушатника в постель.

– Ну и мысль, – с содроганием отозвалась Марта.

– Думаю, на самом деле она намеревается укрепить союз Англии и Франции.

– Приплыли! – Марта возбужденно дернула Пенелопу за рукав.

Над баржей возвышался огромный корабль «Золотая лань», на котором Фрэнсис Дрейк привез из дальних стран несметные богатства. Леди Хантингдон отзывалась о нем пренебрежительно: «Выскочка, не нашего круга. Не понимаю, что королева в нем нашла». У фрейлин, не столь озабоченных благородным происхождением, Дрейк не сходил с языка; все сошлись во мнении, что он красавец хоть куда.

Елизавета встала, взяла Лестера под руку. Вокруг нее запорхали фрейлины, поправляя юбки. Вуаль из нескольких слоев тончайшего муслина нещадно трепало ветром, так что она едва не слетела с головы вместе с париком. Палуба ходила ходуном; Пенелопе даже пришлось схватиться за плечо одного из гребцов, чтобы не упасть. Она последней из фрейлин сошла на берег, сосредоточенно глядя под ноги, дабы не свалиться в грязную воду, и с благодарностью оперлась на протянутую руку. Ступив на твердые доски пристани, девушка подняла глаза на своего нежданного помощника и встретила пристальный взгляд Филипа Сидни. Лицо мужчины, покрытое еле заметными созвездиями оспин, оказалось так близко, что ее сердце затрепетало.

– Осторожно, миледи. Не двигайтесь – вы в ловушке.

Пенелопа обернулась: подол платья зацепился за гвоздь, торчащий из причальной тумбы. Сидни осторожно высвободил ткань; на указательном пальце темнело чернильное пятно.

– Прошу прощения, порвалось.

– Ничего. – Его взгляд пронизывал насквозь. От волнения у девушки перехватило дыхание. – Это можно зашить.

Они неловко замолчали. Пенелопа остро ощущала его мужественность: на груди под дублетом угадывались твердые мышцы, длинные пальцы крепко сжимали рукоять шпаги. Мысли отчаянно метались, но в голову не приходило ничего путного; даже Елизавета, наводящая на всех ужас, не могла лишить ее дара речи, а теперь она теряется в присутствии этого загадочного кавалера.

Оглядевшись, Пенелопа заметила, что королева уже на палубе «Золотой лани» с остальными фрейлинами, а у трапа собралась толпа.

– Благодарю вас, – проговорила она, не в силах встретиться с Сидни взглядом. Он не улыбнулся и не попытался иным образом сгладить ее смущение. Девушке даже показалось, что он в некотором роде получает удовольствие от ее неловкости.

Его слова, произнесенные с запозданием, тут же унес ветер, а Пенелопа слишком робела, чтобы попросить повторить. Она кивнула и поторопилась прочь, сквозь толпу, мысленно ругая себя за то, что не смогла придумать достаточно остроумный ответ, чтобы Сидни ее запомнил. Она оказалась совершенно ошеломлена близостью мужчины, который несколько лет существовал лишь в ее воображении.

Причал продувался всеми ветрами, поэтому дамы придерживали парики, опасаясь, как бы их не сдуло в воду. Королева произнесла речь о подвигах Дрейка, благодаря которым английская казна ломится от золота. Присутствующие зааплодировали, но в этот момент раздался громкий треск.

Пенелопа взглянула наверх, решив, что сломалась мачта, однако та по-прежнему горделиво вздымалась к небу. Послышались крики; оказалось, сходни не выдержали веса толпы и подломились. Человек десять барахтались в воде, умоляя их вытащить. Некоторые уцепились за рейлинги и держались из последних сил, ожидая помощи от команды. Те же, кому повезло избежать падения, потешались над несчастными, – все, кроме Сидни: тот бросил в воду веревку с завязанными узлами и помогал вытаскивать упавших, не обращая внимания на то, что его светлый шелковый дублет оказался испачкан черным речным илом.

Дрейк, униженный и раздосадованный, распорядился принести новые сходни, чтобы французская делегация могла подняться на борт. Королева с веселым удивлением наблюдала за этой сценой; она подозвала Дрейка, осведомилась о характере ущерба, и на ее лице мгновенно отразились забота и участие. К счастью, пострадавшие отделались лишь синяками, царапинами и некоторой потерей достоинства.

Когда наконец все поднялись на борт, набившись на верхней палубе как сельди в бочке, поднялся переполох из-за того, что Елизавета потеряла подвязку. Французский посол де Маршомон вызвался заменить ее своей собственной, что вызвало бурное веселье среди фрейлин и не менее бурное негодование среди дам постарше. Саму же королеву выходка француза лишь позабавила; смеясь и перебрасываясь шутливыми репликами с Лестером и де Маршомоном, она заняла почетное место за столом. Глядя на нее, трудно было поверить, что эта беззаботная женщина жестоко наказывает фрейлин за их любовные прегрешения; примером тому несчастная Анна Вавасур, томящаяся с младенцем в Тауэре. Лестер что-то шепнул Елизавете, они улыбнулись друг другу. Пенелопа невольно вспомнила о матери, и ее замутило от гнева и ненависти.

Чтобы отвлечься, девушка принялась разглядывать праздничный стол. Она в жизни не видела такого изобилия; Дрейк постарался не ударить в грязь лицом. По палубе шла вереница слуг, изнемогающих под весом роскошных блюд. В числе прочего подали пирог, начиненный живыми голубями; стоило его разрезать, как испуганные птицы тут же взлетели и уселись на мачте. Один из них капнул на плечо французского посланника; тот лишь посмеялся, стер неприличную каплю салфеткой, однако лишь сильнее запачкал бархатный плащ.

– Mais c’est de la bonne chance, ça[8], – весело произнес он, но вид у него был не слишком довольный. Наверняка ему представилось, сколько прачка запросит за стирку; без сомнений, этот плащ специально заказан для визита к английской королеве.

Подали жареного гуся с позолоченной головой. Разделывая птицу, Дрейк с наигранным удивлением достал из ее нутра золотой дукат и преподнес королеве. Та подбросила монету?

– Орел или решка?

– Орел, – ответил Дрейк.

– Вы выиграли, – объявила Елизавета. – Достаточно ли вам будет рыцарского звания в качестве награды?

– Более чем достаточно, ваше величество, – ответил тот.

Даже Пенелопа понимала, что это спектакль: весь прием был затеян исключительно ради посвящения Дрейка в рыцари. Леди Хантингдон, не сдержавшись, пробормотала себе под нос: «Если так пойдет, пастухам начнут раздавать графские титулы».

Одно роскошное блюдо сменялось другим. Наконец, когда пир подошел к концу и под звук фанфар появилась сахарная копия «Золотой лани», Дрейк предстал перед королевой, чтобы принять рыцарское звание. Елизавета, по-прежнему преисполненная кипучего веселья, пошутила, что намеревается отрубить ему голову, дабы получить награду, обещанную испанским королем, и вручила шпагу де Маршомону, доверяя ему провести церемонию. Это вызвало у графини очередной взрыв негодования – дескать, французы недостойны такой чести, – однако дама, сидящая рядом, заметила, что подобный жест призван насолить испанцам. Пенелопа вспомнила, как обещала матери быть ее глазами и ушами, и усомнилась, сможет ли выполнить возложенную на нее миссию, ведь она совершенно не понимает, что происходит.

– При чем тут