Ирландский трон - М. Джеймс

собирался трахнуть тебя жестко и быстро, — рычит он. — Войти в тебя и лечь в постель. Но, может быть, я продлю это немного дольше, раз уж это так приятно. Ты бы хотела этого, не так ли, принцесса? Это даст тебе время кончить снова, но ты бы все равно кончила. Ты всегда кончаешь на мой член.

В его голосе слышна гордость, хотя я не думаю, что он хотел, чтобы это звучало именно так. Я не могу ответить, даже если бы он этого хотел, мой голос срывается от удовольствия, от горячего скольжения его члена у меня перехватывает дыхание. Его рука скользит подо мной, дразня мой клитор, пока он трахает меня долгими, медленными движениями, от которых кажется, что его член касается каждого нерва внутри моей киски, и я знаю, что он прав. Я собираюсь прийти за ним снова, и я бы это сделала, несмотря ни на что.

Мне нравится это ощущение, молча признаюсь я себе, когда Коннор глубоко проникает в меня. По этой же причине я превратилась в мокрое, возбужденное месиво, когда он приковал меня наручниками к скамейке для порки в секс-клубе, гладил меня, а затем трогал пальцами мой клитор и задницу, пока я не кончила для него несколько раз.

Мне нравится ощущение, что он использует меня для своего удовольствия. Мне нравится ощущение, что я беспомощна под его прикосновениями, даже если это меня смущает. Меня воспитали элегантной, утонченной, правильной и контролируемой. Мысль о том, что прикосновение мужчины может сотворить со мной такое, никогда даже не приходила мне в голову до появления Коннора. Но теперь, когда это произошло… Мне нравится чувствовать себя его игрушкой. Как будто я здесь ради его удовольствия, ради его члена, чтобы ему было хорошо во всех отношениях. Мне нравится подчинение… пока это мой выбор. Пока я знаю, что все еще могу постоять за себя в отношениях, когда он не трахает меня. Что я не потеряю себя, свои мысли, свои желания, свои планы в мертвой хватке желания. Вот почему я так боюсь влюбиться в него не только потому, что он почти наверняка разобьет мне сердце, но и потому, что я боюсь потерять себя в процессе. Боюсь превратиться в слабую, бесхребетную женщину из-за любви, выпрашивающую объедки у мужчины, который едва ли соизволяет бросить ей хоть что-нибудь. Он может управлять моим телом, и я позволяю ему, потому что мне это тоже нравится, но я не могу позволить ему управлять моим сердцем, или чем-либо еще.

Однако после моей сегодняшней реакции я больше, чем когда-либо, начинаю бояться, что уже пропадаю.

Коннор снова входит в меня, постанывая, и я могу сказать, что он близок. Он обхватывает мой клитор пальцем, подталкивая меня ко второму оргазму, его член поглаживается внутри меня, когда он стонет от удовольствия.

— Я близко, — стонет он. — Так чертовски близко…

Он невероятно тверд внутри меня, входя в меня резкими движениями, которые говорят мне, что он на грани. Я чувствую густой, пьянящий аромат секса в душе, влажный жар усиливает его, вода на моей коже только усиливает ощущения. Я чувствую, как пульсирует мой клитор, моя киска напрягается, и когда он сжимает мою задницу другой рукой, полностью входя в меня, я чувствую, как к смеси добавляется еще один жар.

Его сперма струится в меня, наполняя меня, когда Коннор прижимается ко мне, издавая стоны, в которых одновременно и удовольствие, и боль, когда его измученные мышцы напрягаются, все его тело подается вперед, когда он жестко кончает.

— Блядь…блядь…блядь — он стонет снова и снова, пока его бедра втираются в меня, мой собственный оргазм присоединяется к его оргазму, когда моя киска сжимается вокруг его пульсирующей длины, выжимая каждую каплю, которую он должен мне дать.

— Боже, это потрясающе, — стонет Коннор, все еще прижимаясь ко мне, как будто ему не хочется выходить из меня. — Так даже лучше, потому что все остальное во мне чувствуется таким дерьмовым, — добавляет он, наконец выскальзывая и слегка пошатываясь, возвращаясь под свой душ.

Мне требуется минута, чтобы сориентироваться и повернуться, голова кружится от жара и удовольствия. Все мое тело бьется, как пульс, кровь бурлит в венах, и я медленно выпрямляюсь, поворачиваясь к нему лицом. Коннор уже неуклюже поворачивается, чтобы взять мыло для мытья, и я борюсь с желанием предложить свою помощь. Я хочу. Я хочу помочь ему помыться, пока он стоит там, успокаивая его ноющее тело, пока оно не очистится от сажи и копоти, а затем помочь ему лечь в постель. Но он никогда мне этого не позволит.

Вместо этого я молча выхожу из душа, борясь с приступами боли, вытираюсь и одеваюсь, ощущая теплое, тяжелое, влажное ощущение его тела у себя между ног, слегка липкое на внутренней стороне бедер. Это вызывает у меня еще один приступ удовольствия, когда я иду принести ему стакан воды и ибупрофен, решив не брать напиток, о котором он говорил, что хочет. Это может быть позже, думаю я про себя, последнее, что ему сейчас нужно, это алкоголь, даже если я знаю, что он умирает от желания выпить виски. От этого у меня тоже болит в груди: те мелочи, которые я знаю о нем сейчас, маленькие привычки и причуды, которые я заметила. Маленькая домашняя близость, из которой с годами складывается совместная жизнь. Брак. Вызывает у меня чувство дрожи. Интересно, заметил ли он что-нибудь подобное во мне.

У меня нет ответов на этот вопрос. И есть большая вероятность, что я никогда их не получу.

3

СИРША

На следующий день у меня запланирован поздний завтрак с Мэгги, и хотя меня так и подмывает отменить встречу и остаться дома, чтобы присмотреть за Коннором, я сопротивляюсь этому желанию. Он все равно проспал все утро, проснувшись только для того, чтобы сходить на кухню за льдом и добавкой ибупрофена, а затем вернуться в спальню.

Я мельком увидела его торс, когда проснулась, и это было немного ужасающе, покрытый черно-фиолетовыми пятнами синяков там, где он приземлился, от плеча вниз по спине и боку, исчезая под боксерами, где, я была уверена, еще больше синяков покрывало его бедро. Я по-прежнему придерживаюсь мнения, что ему следует обратиться к врачу, чтобы убедиться, что ничего не треснуло и не повреждено, но я знаю, что лучше не злить его. Он также раздражительно, отрывисто произносит "доброе утро", когда заходит на кухню, и ничего больше, прежде чем ковылять обратно по коридору. Так что я не совсем в восторге от идеи ненадолго выйти из дома.

Я оставляю свежий стакан воды на его приставном столике,