Бенериб – сладкая сердцем - Ольга Тишина

Старуха встала, отряхнула коленки и уже спокойным тоном продолжила:

– В мире много злых людей и Величайшая подвергает опасности это человеческое, бренное тело. Богине нужна защита, пока она еще не освоилась здесь. И я, ее верная жрица, и служительница обязана ей помочь.

Девушка вздохнула. Похоже, женщина вбила в голову, что она, Ия, воплощение какой-то богини. Нужно было отсюда скорее бежать, иначе все плохо закончится. Ей не совсем было ясно, почему они с Хекау понимают друг друга, но и эта загадка, возможно, как-то объяснялась. К тому же Ия не сомневалась, что сможет самостоятельно добраться до Абидоса, теперь, со здоровой ногой и красивым лицом, ей это не составит труда. Но мысли о побеге прервал шум и в комнате появились трое.

Одна из них, девушка, показалась смутно знакомой. Ия вспомнила, что именно она привела ее сюда, к Хекау. Кажется, девушку звали Тиа.

Двое других оказались мужчинами. Первый, молодой парень, очень загорелый и симпатичный. Темные волосы коротко пострижены, на развитых от физических упражнений мышцах, от плеча, до кисти рук, набита тонкая линия татуировок, в виде непонятных символов, настолько мелких и плотных, что казались просто вязью. Из одежды на нем красовалась лишь набедренная повязка, доходящая до колен и плетеные сандалии.

Второй мужчина выглядел много старше. Он был одет в длинную рубаху белого цвета, перехваченную на поясе широким ремнем. Черные, ровно постриженные волосы достигали середины шеи. Темные глаза обрамляли густые брови. Под мышкой мужчина держал плоский предмет, оказавшийся складным письменным столиком.

– Да будет в твоем сердце милость Ра! – поклонился он Хекау. – Да ниспошлет он тебе счастливую старость! Да проведешь ты оставшуюся жизнь в радости и достигнешь почета! Губы твои здоровы. Твой глаз видит далеко. Проведи же счастливый день, о, жрица!

Хоть и с трудом, но Ия поняла все, что сказал этот человек. Она изучала древнеегипетский, с тех самых пор, как в ее голове зародилась мысль обратиться к магии и просила дядю переводить некоторые тексты, в том числе и правильно их произносить и сейчас могла поклясться: этот человек говорил именно на мертвом языке. Так же, как и Хекау, и те двое, освободившие ее вчера, и тот мужчина, что говорил с ней потом, на площади.

В голову закралась мысль, что «кино» продолжается, что это спектакль, с множеством актеров, и она, каким-то непонятным образом, принимает во всем этом участие. Грандиозное реалити-шоу! Вот что это! Нет никакой магии, нет никакого исцеления. Все обман, сплошной обман!

Ия застыла от этой, пронзившей все ее естество мысли. Но вокруг все продолжало жить и двигаться.

Мужчина, что был постарше, разложил складной столик и сел за него, подложив под себя любезно предложенную ему хозяйкой циновку, достал из поясной сумки тростниковую палочку и небольшую, круглую чернильницу, выточенную из цельного камня, приготовил лист, очень похожий на папирус. Рядом, обильно смочив предварительно водой, поданной ему в небольшом сосуде все той же Хекау, он положил прямоугольную глиняную табличку, с совершенно гладкой поверхностью.

Совершив все эти действия, мужчина выжидательно посмотрел на старуху.

– Как Ра продолжает жить, так и фараон продолжает жить! – начала она диктовать нараспев. – Настоящим, я объявляю женщину, имя которой здесь записано, свободной и если какой-либо сын, дочь, брат или сестра ее матери, и ее отца начнут оспаривать ее права, так как она на самом деле не является больше им слугой, но приходится им сестрой и дочерью, будучи свободной на земле фараона, пусть тогда осел изнасилует их самих, их жен, если кто-либо из них назовет ее слугой. Мне принадлежат поля в стране, мне принадлежит имущество в мире, мне принадлежат вещи, все это отныне принадлежит сестре моей Тиа, дочери моего отца, что я подтверждаю. Будь так добра моя душа, моя сестра, чтобы стать моей наследницей, что будет совершать жертвоприношения и стоять у моей могилы в день погребения, и кто сможет приготовить мне ложе для некрополя.

Слова, произносимые Хекау, казались абракадаброй, но общий смысл все же был ясен, тем более, старуха предупреждала о каком-то завещании. Похоже, сейчас и совершался этот странный ритуал передачи наследства.

Все что диктовала старая жрица, писец усердно записал на папирусе, а закончив, перенес текст на табличку. Присутствующие терпеливо ждали окончания этого действия и наконец, достав небольшую печать, он приложил ее сначала к папирусу, предварительно обмакнув в чернилах, а затем к глиняной табличке, оставив на той оттиск. Табличку он аккуратно передал Хекау.

«Отсюда надо срочно бежать», – думала Ия, наблюдая, как юноша, по имени Монту, не скрывая, таращится на нее, будто на какую-то диковинку. Тиа постоянно одергивала молодого человека, и что-то тихо шептала тому на ухо. Но и она тоже изменила свое поведение, больше не подходила, а лишь искоса бросала странно-почтительный взгляд на Ию.

Глава 7

Монту ушел, а Тиа пришлось остаться. Ия-Иб нужно было немедленно препроводить в храм Амаунет-Ра, и Хекау рассчитывала на ее помощь, но приказала держать все в строжайшей тайне, пока новое воплощение богини не окажется под защитой храмовых стен. Хекау не доверяла никому. Она торопилась и торопила Тиа.

Покопавшись в одном из сундуков, жрица богини Тефнут извлекла покрывало.

– Закутайся, – она протянула Ия-Иб кусок темной ткани, и следом приказала Тиа: – Помоги ей.

Бывшая служанка неуверенно подошла и, опустив взгляд еле слышно прошептала:

– Позвольте, госпожа, я помогу.

– Ты уже не служанка, – Хекау тоже накинула себе на плечи и голову тонкую, темную ткань. – Теперь ты сама госпожа, привыкай к своему новому положению.

– Но разве я не должна тебе? – спросила Тиа.

– Ты все отработала, – глаза старухи сверкнули. – Можешь быть счастлива, со своим женихом. Вам не придется сбегать в столицу, чтобы там затеряться. Можете жить открыто, – удивила она девушку не только своей осведомленностью, но и тем, что той уже не придется десять лет служить в храме жрицей хенере-хет.

– Мегара ничего не отдаст, – с сомнением ответила она.

– Не сомневайся! – в голосе Хекау звенели стальные нотки. – Мегаре полагается лишь то, что она сама принесла в дом твоего отца, – ее приданное. Имандес не удочерил ее, хотя и мог, и не оставил завещания, а значит, по нашим законам вдова не имеет права на имущество мужа. Лишь его дети наследники: Имаи – законная дочь, и ты – незаконная. Теперь же, твоя сестра отказалась от наследства в твою пользу, но не забывай, – старуха подняла указательный палец вверх. – Ты распоряжаешься имуществом, лишь пока Хат Имаи пребывает в подлунном мире.