Внеклассное чтение. Том 1 - Борис Акунин

За спиной у государыни встал старый старик в черном одеянии,даже парик у него, и тот был черный, как при Петре Великом носили. Из всехмужчин один только этот старик был в парике с буклями, прочие, согласно моде,накладных волос не носили, пудрили свои собственные. Как ворон меж попугаев,подумал Митя про черного, странно смотревшегося среди пышных платьев, золоченыхкамзолов и разноцветных фраков. Только лицо не вороновье, скорее собачье, как уанглийского мопса: по бокам брыли, нижняя губа налезла на верхнюю, носишкосовсем никакой, а глазки быстрые, пуговками.

Перед тем, как царице сделать первый ход, мопс наклонился кней, зашептал что-то.

— Без тебя, сударь мой, знаю, — ответила она, поморщившись,и пошла пешкой с е2 на е4. — Вы бы, Прохор Иванович, поменьше сырым лукомувлекались.

Старик сконфуженно улыбнулся:

— Так ведь знаете, матушка, как в народе-то говорят: «Лук отсеми недуг».

Ответа на шутку не последовало, и мопс сник, но от игроковне отошел. Митя и его тоже пожалел. Почтенный человек, сидел бы лучше дома, свнуками, чем шею тянуть, на цыпочки привставать.

Фаворит подумал-подумал и ответил правым конем на лодейноеполе. Ага, будет разыгрывать карлсбадское начало. Интересно! Но на государыниновыдвижение белого офицера светлейший бухнул пешкой на h5, и стало ясно: никакоеэто не карлсбадское начало, а просто Зуров ходит не думая, на авось. Что это заигра такая? Митя дальше и смотреть не стал.

В углу что-то стукнуло. Некоторые из придворных обернулись,увидели, что это у курносого калеки упала трость, и тут же утратили интерес кмаленькому происшествию. Он, бедный, сам свою клюку (впрочем, замечательнокрасивую — красного дерева и с золотым набалдашником) поднять не мог, так исидел неподвижно, только тонкой губой задергал.

Митя хотел подбежать, подать, но папенька удержал за фалду,шепнул испуганно: «Ты что, это ж Наследник!»

Ах вот кто это. Его императорское высочество, сын великойимператрицы. Тоже нисколько на свои портреты не похож — на портретах-то он хотьи не красавец, но величавый, важный. Может, раньше и был такой, пока паралич неразбил. Однако что же это ему никто не поможет? Или по церемониалу не положено?

Нет, мопс в черном бесшумно попятился от высочайшего стола,подсеменил к наследнику, нагнулся, подал упавшую трость и почтительнопоклонился.

Сидевший посмотрел на доброхота, как показалось, судивлением, но не поблагодарил и даже не кивнул — наоборот, дернул головойкверху. Славный старик около инвалида не задержался, тут же вернулся на прежнееместо — и вовремя. Государыня не оборачиваясь спросила:

— Что, Прохор Иванович, брать мне у князя пушку иль небрать?

— Беспременно брать, ваше величество.

А чего ее брать-то? Зурову уж давно сдаваться пора.

— Царицын сын — расслабленный телом, да? — шепнул Митридатпапеньке. Тот ответил тоже шепотом:

— Нет, это он от чванности. Ты за игрой следи.

Вот еще.

Митя стал вертеть головой по сторонам, исследовать, что заМалый Эрмитаж такой.

На стене большущая картина: Леда, лежащая в страстномположении с Юпитером во образе лебедя. Другой холст, немногим меньше: дева или,может, дама, в античной хламиде и златом венце, за нею чудесный дворецвосточной наружности, на крыше зеленеет пышный сад. Ага, это, надо думать,изображена вавилонская царица Семирамида (правильнее Шаммурамат, поминается увеликого Геродота) со своими висячими садами. Понятно.

Куда примечательней был висевший подле окна прибор —бронзовый, круглый. Ух ты, сообразил Митридат, и градусы показывает, ипульсацию атмосферы. Подойти бы, разглядеть получше, да жалко нельзя.

А больше ничего особенно любопытного в зале не было. Нулюстра хрустальная, радужная. Ну мраморные бюсты. Ну паркет с инкрустацией. Отпокоев, где собирается ближний круг величайшей монархини мира, можно былоожидать чего-нибудь и почудесней.

— Вот вам, Платон Александрович, и мат, — объявилаЕкатерина, и зрители мягко, деликатно похлопали. — Да не кручинься, душа моя, ятебя после утешу.

Наклонилась, зашептала придвинувшемуся Зурову что-то, повсему видать, веселое — сама мелко смеялась, трясла подбородками. Придворныетут же отодвинулись, а некие из них даже сделали вид, будто рассматриваютлюстру и лепнину потолка.

Фаворит тоже улыбнулся, но кисло. Молвил:

— Благодарю, ваше величество.

Ах, да что на них смотреть?

Больше всего Мите хотелось изучить диковинных соседей —американского дикаря и женщину с лихими, закрученными кверху усами. Он сделалдва шажка назад, чтоб не в упор пялиться, и вывернул шею вправо, гдепереминалась с ноги на ногу удивительная усачка.

Вот уж чудо так чудо! Ведь анатомо-физиологическая наукаутверждает, что особы женского пола, будучи наделены повышенной способностью кпроизращению волос в макушечно-теменной и затылочной частях краниума, к лицевойволосатости от природы не расположены. Подергать бы ее за ус — не приклеенныйли?

Похоже, и государыне пришло в голову то же.

Она снова, уже во второй раз, глянула на отдельно стоящих:Митридата с папенькой, индейца, мужчино-женщину и (впереди, в позе полковогокомандира на параде) обер-шталмейстера Льва Александровича Кукушкина,папенькиного с Митей благодетеля.

— Кого нынче привели, Лев Александрович? Чем распотешите? —спросила царица, приглядываясь. — Усы-то у нее настоящие?

Индеец, весь в перьях и стеклянных цветных шариках (вот быпотрогать!), шевельнулся. Не понимает по-нашему, догадался Митя. Думает, может,про него речь.

— Самые что ни на есть настоящие, ваше царское величество!Уж я девицу Евфимию за растительность дергал-дергал, все пальцы исколол.Намертво! — бодро, весело гаркнул Кукушкин. Ему и полагалось говорить весело —такая у Льва Александровича должность: придумывать затейства и кунштюки дляувеселения ее величества.

Щелкнул у сачке пальцами — приблизься, мол. И сам за нейподкатился, весь кругленький, легкий.

— Да вы, милая, точно женщина? — улыбнулась ее величество,оглядывая чудо природы.

Кукушкин приложил руку к груди:

— Лично проверял, ваше величество. Вся женская кумплектацияна месте.

Придворные с готовностью захохотали — видно, ждали от ЛьваАлександровича остроумия.