Внеклассное чтение. Том 1 - Борис Акунин

Бледнея от страха разочароваться, звенигородский помещикперечислил своему удивительному отпрыску правила благородной игры, и,разумеется, свершилось чудо, а вернее, никакого чуда не произошло, ибошахматные премудрости показались поднаторевшему в цветных исчислениях Митесущей безделицей. В первой же партии трехлеток одержал над отцом решительнуювикторию, а вскоре обыгрывал всех подряд, давая в авантаж королеву и в придачупушку.

Отныне в жизни карповского семейства и прежде всего самогомладшего его члена всё переменилось. Гераклу учености наняли полдюжиныпреподавателей для постижения всех известных человеческому роду наук, и успехиюного Митридата (так теперь именовали бывшего Митюшу) превосходили самые смелыечаяния счастливого родителя. Раз в месяц нарочно ездили в Москву покупать новыекниги — какие только Митя пожелает. Крестьянам и в Утешительном, и в дальней деревнеКарповке для того назначили специальную подать, книжную: по полтине в год сревизской души, либо по две курицы, либо по три фунта меда, либо по мешкусушеных грибов, это уж как староста решит.

Митя в доме стал самый главный человек. Если сидит в класснойкомнате, все говорят шепотом; если читает книгу, опять же все ходят на цыпочкахи разувшись. А поскольку новоявленный Митридат все время либо учился, либочитал, стало в господском доме тихо, шепотно, будто на похоронах.

Нянька Малаша теперь тиранствовать над мальчиком не могла.Не хочет спать — не укладывала, не хочет каши — насильно не пичкала. Очень заэто убивалась, жалела. Однажды, когда Митя при всех домашних блестяще сдавалэкзамен по немецкому, стрекоча на сем наречии много быстрей учителя, нянькамолвила, пригорюнясь: «Ишь как жить-то поспешает. Видно недолго заживется,сердешный». Папенька услыхал и велел выпороть дуру, чтоб не каркала.

Конечно, в новой Митиной жизни не всё были розы, хватало итерниев. К примеру, очень докучал братец — завидовал, что «малька» теперьодевали по-взрослому, в кюлоты с чулками, в сюртучки и камзолы. То ущипнетисподтишка, то уши накрутит, то в башмак лягушонка подложит. Пользовался,мучитель, что Митя придерживался стоической философии и брезговал доносительством.Да что с неразумного взять? Одно слово — Эмбрион.

Через год Митридат был готов. Хоть сажай в карету и везипрямо к государыне или даже в Академию де сиянс — лицом в грязь не ударит. Деломедлилось за малым — подходящей оказией. Как чудесного отрока государынепредъявить и заодно себя показать? (Маменьку по понятной причине брать с собойко двору не предполагалось.)

Оказии ждали еще два года, пока в Москву не пожаловалблагодетель Лев Александрович. За это время Митя «Великую энциклопедию» всю превзошели увлекся интегральными исчислениями, что на папенькин взгляд уж и лишнее было.Алексею Воиновичу ожидание давалось тяжело, как отцу девицы-красы, у которойникак не составится достойная партия, а девка тем временем перезревает,застаивается. Одно дело четырехлетний шахматист и совсем другое — почтисемилетний.

А Митя ничего, не томился. Жить бы так и дальше, с книгамида уроками. Папеньку вот только было жалко.

* * *

Сколько трудов и надежд положено, сколько преград одолено, аона и смотреть не желает! За папенькин жалкий вид, за изнурительно тесныйкамзол, за чешущуюся под насаленными волосами голову (а ногтями поскрестини-ни, про это строжайше предупреждено).

Митя разозлился на толстую старуху, брови насупил. Если бглаза могли источать тепло, подобно тому как солнце ниспосылает свои лучи,прямо подпалил бы неблагодарную, поджег ей взбитую пудреную куафюру!

Тепло не тепло, но некую субстанцию Митин взгляд, похоже,излучил, потому что императрица, еще не отсмеявшись над препирательством грекас англичанином, вдруг повернула голову и взглянула на маленького человека влазоревом конногвардейском мундирчике в третий раз. Тут-то Митя и отплатил ей,привереде, разом за всё: скорчил обидную рожу и высунул язык. На-ка вот,полюбуйся!

Глаза Семирамиды изумленно расширились — видно, во дворценикто ей языка не показывал.

— Сколько лет, говорите, вашему крошке? — спросила она упапеньки.

— Шесть, ваше императорское величество! — вскричалокрыленный Алексей Воинович. — У меня и приходская книга с собой прихвачена,можете удостовериться!

Розовый палец поманил Митю.

— Ну, скажи мне…

Хотела вспомнить имя, но не вспомнила. Папенька сладчайшевыдохнул: «Митридат».

— Скажи мне, Митридат…

Не сразу придумала, что спросить. По ласковой улыбке виднобыло, что хочет задать вопрос полегче.

— Какой нынче у нас год?

— По какому летоисчислению? — быстро спросил Митя,подбираясь к старухе поближе (от нее пахло лавандой, пудрой и чем-то пряным,вроде муската). Не дожидаясь ответа, зачастил. — От сотворения мира погреческим хронографам — год 7303-ий, по римским хронографам — 5744-ый, от Ноевапотопа по греческим хронографам — 5061-ый, по римским — 4088-ой, от РождестваХристова 1795-ый, от Егиры сиречь бегства Магометова 1173-ий, от начатия Москвы— 648-ой, от изобретения пороху — 453-ий, от сыскания Америки 303-ий, а от воцарениягосударыни Екатерины Второй — 33-ий.

Царица руками всплеснула, и все вокруг сразу зашушукались,языками зацокали. Ну а дальше всё как по маслу пошло.

Митя немножко поумножал трехзначные числа (Фаворит самоличнопересчитал столбиком на салфетке — сошлось); потом извлек квадратный корень из79566 (проверить смог только Внук, да и то с третьего раза, всё сбивался);назвал все российские наместничества, а про какие особо спросили — даже суездными городами. Дальше так: обыграл в шахматы обер-шталмейстера Кукушкина(четырех ходов хватило) и черного старика, оказавшегося тайным советникомМасловым, начальником Секретной экспедиции (этот играл изрядно, но где ж емупротив Митридата?), а напоследок сразился с самой государыней. Тут немножкоувлекся, забыл, что папенька учил ее величеству поддаться, и разгромил белуюрать в пух и прах. Но Екатерина ничего, не обиделась, а даже облобызала Митю вобе щеки. Назвала «милончиком» и «умничкой».

Еще продекламировал державинскую «Фелицу», стихи глупые, ноприятно-трескучие, в завершение же триумфального действа с низким поклономпроизнес:

— Льщусь надеждою, что сими скромными ухищрениями сумелотвлечь великую государыню от бремени державных забот. Почту за высшее счастие,если ваше императорское величество и ваши императорские высочества, равно как иваша светлость (это Фавориту — папенька велел про него ни в коем случае незабыть), в награду за мое доброе намерение ответят на мой поклон прощальнымирукоплесканьями.