Завет Сургана - Владимир Михайлов

Потом прочитала внимательно. Не очень поняла что к чему. Еще раз, теперь уже очень медленно, слово за словом. Резко мотнула головой, будто не соглашать, отрицая. И прочла в третий раз. Текст оставался все тем же, ни единой буквы в нем не изменилось:

"Гражданке Ру Онго. Улица Красных листьев, шестнадцать, сектор семь.

Именем Государства руководство Проектом "Метаморф" предлагает Вам прибыть в 22-й день месяца Цветов в 8 часов утра на 28-ю станцию Проекта по адресу:

Пенная аллея, четыре, для скорейшего решения вопроса о Вашей пригодности для государственной службы".

Дальше – две подписи: Главы Проекта (факсимиле) и директора двадцать восьмой станции – натуральная. А также печать, тоже с Котом и Быком.

Это было не очень понятно.

Проект "Метаморф"? Она впервые слышала, чтобы что-то такое действительно существовало в мире. Хотя, кажется, одно время какие-то туманные слухи ходили, но, насколько Онго знала, никому из ее близких или хотя бы знакомых никогда не приходилось с таким проектом сталкиваться. Он был – это следовало из содержания письма, – но в то же время его как бы и не существовало. Чем-то виртуальным являлся этот проект для нее и для всех, кого она знала. На свете всегда существовало и существует множество подобных контор, учреждений, заведений, о которых все что-то когда-то слышали, но совершенно ничего, по сути, не знают: наличие этих институций никак не пересекается с жизнью простых людей. И когда приходится неожиданно столкнуться с ними, это невольно вызывает ощущение тревоги, как и всякое соприкосновение с неизвестностью.

Такое вот чувство испытала сейчас и Онго. И минуту-другую в нерешительности простояла возле телефона, пытаясь сообразить, что же ей сейчас с этой бумагой делать, как отнестись к ней: смеяться или плакать?

Однако счастливый характер, каким обладала девушка, не позволил ей долго оставаться в бездействии. Счастливым в ее характере можно, пожалуй, счесть то, что во всем, что бы ни происходило с нею, она всегда ухитрялась увидеть в первую очередь хорошее, что могло заключаться в сложившихся обстоятельствах – увидеть, порадоваться и воодушевиться. А если после этого в обстоятельствах начинали проступать и иные стороны, то успевшего возникнуть настроения обычно хватало на то, чтобы справиться с ними. Людям с таким характером жизнь обычно удается, в то время как пессимистам в ней часто приходится намного труднее.

Так получилось и на сей раз. В конце концов, каким бы ни являлось содержание этого самого Проекта, речь шла о государственной службе: да-да, именно так тут и было написано. А разве это не лучше даже, чем служить в Агра?

Правда, она рассчитывала прежде всего на Академию Воздуха. Но, может быть, сама учеба в Академии тоже считалась государственной службой? Скорее всего именно так оно и было – а следовательно, речь шла именно о том, чего ей так хотелось.

Так что полученная бумага давала повод для радости, и ни для чего иного.

Конечно, они могли бы так и написать: просим, мол, прийти для переговоров о вашей учебе в Академии Власти – вместо Академии Воздуха. Чтобы сразу все стало ясным.

Могли бы, конечно. Но кому неизвестно, что государственные службы обожают даже самые простые вещи облекать в такую сложную форму, что не сразу и догадаешься, что же они хотят сказать. Такова уж Власть: обожает таинственность, на которой держатся три четверти ее авторитета.

Двадцать второе Цветов – это завтра с утра. Придется лечь спать пораньше. Онго понимала, что это даже кстати: она не чувствовала физической усталости, наоборот, близость с Сури придала ей бодрости; однако Онго понимала, что завтра во время собеседования в Проекте (она уже совершенно уверилась в том, что именно об этом и шла речь) ей понадобится все спокойствие и самообладание: как ей приходилось слышать, вопросы к претендовавшим на государственную должность бывали весьма каверзными, а ответы оценивались очень строго.

Так что спать следовало лечь сразу же. Сразу после того, как она поговорит с Сури, скажет ему и услышит от него… И, конечно, не преминет похвастаться полученным приглашением.

Она набрала наконец номер. Ответили ей не сразу; судя по голосу, то была мать Сури:

– А кто его спрашивает?

– Его знакомая. Онго меня зовут.

– Ах, Онго… (секундная пауза) К сожалению, он уже спит. И просил не будить его.

Онго это показалось странным. Лег, даже не поговорив с нею, – после того, что между ними произошло? Странно и обидно.

Но характер снова одержал верх. Ничего особенного: он просто устал сегодня. Говорят, у мужчин это отнимает много сил. Сури же, при всех его милых качествах, никак не богатырь. Да, это она сама его утомила. Что же удивительного, что он не дождался ее звонка. А почему не позвонил сам?

Наверное, рядом все время были родители, а в их присутствии он, конечно, не смог бы сказать то, что она хотела от него услышать. А если бы он не сказал, она обиделась бы куда больше, чем сейчас.

– …Простите, что вы?

– Я спрашиваю: передать что-нибудь? (С некоторым раздражением.) – Нет, благодарю вас. Я позвоню ему завтра. Ничего срочного. До свидания, спокойной ночи.

Ладно, Онго и так прекрасно знает, что он сказал бы ей, если бы ему удалось позвонить. Сейчас она тоже ляжет в постель и повторит себе все эти слова – от его имени, разумеется. И никаких обид. Хуже всего – засыпать с ощущением, что тебя обидели.

Скорее бы настало завтра. Завтра все должно быть прекрасно…

* * *

Завтра оказалось совсем не таким, каким Онго его представляла.

Станцию Проекта она нашла без труда. К удивлению девушки, по указанному в письме адресу помещалась не какая-нибудь контора, а почему-то обычная больница; во всяком случае, на первый взгляд она казалась обычной, вот разве что высокий забор из бетонных плит представлялся слишком неуместным. Такой подошел бы, наверное, для сумасшедшего дома или для клиники высокозаразных инфекционных заболеваний, но здесь, похоже, ими не занимались – во всяком случае, незаметно было никаких предостережений и предупреждений. Нормальный больничный корпус, только и всего. Разве Проект имел какое-то отношение к медицине? Тогда это не для нее: стать врачом Онго не собиралась, это было бы, пожалуй, слишком заурядно для нее, и в больные тоже вроде бы не годилась: на здоровье жаловаться ей не приходилось.

Тем не менее следовало выяснить все до конца, прежде чем направиться домой.

Онго решительно отворила массивную дверь и вошла в больничное преддверие. И тут же остановилась в растерянности, даже едва не повернула назад – настолько неожиданным было увиденное ею. Преддверие оказалось уже битком набитым посетителями. Несколько десятков человек. И все это были девушки и молодые женщины возрастом не моложе шестнадцати и, пржалуй, не старше двадцати пяти. Все они толпились перед длинным-длинным, во всю ширину вестибюля столом, за которым со стороны стены сидело не меньше дюжины женщин – эти были постарше и все в медицинских халатах. Перед каждой из них лежал длинный, на многих страницах список, на стене повыше были вывешены таблицы с буквами алфавита – где по одной литере, а где-то и по три, четыре, даже пять – по принципу частоты употребления. И к каждой из этих больничных женщин стояла очередь; эти-то очереди, длинные, извивающиеся и закручивающиеся улиткой, и занимали все обширное помещение.