Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

старался смотреть на нее как можно реже. Знаете, от алкоголя у мужиков взгляд становится таким неприятным, блестящим, ласкающим. Его еще называют масляным. Очень точное сравнение. Кажется, что у бедняги произошло в мозгу замыкание, от чего мир перед ним преображается. И все вокруг видится ему более веселым, красивым и добрым. Это далеко не всегда так. Но это всегда так выглядит со стороны. Вот почему я предпочитаю не пить на первом свидании. Но тут просто деваться было некуда. Мария заказала все сама. А после пива мне бы не хотелось, чтобы она подумала, что я на нее смотрю вот этими масляными глазками. Это отвратительно. С женщинами, к слову, такого не происходит. Их глаза тоже меняются. Но в лучшую сторону. Они становятся по-хорошему шальными. Такая женщина кажется проще и доступнее. Вот почему я стараюсь, чтобы девчонка на свидании выпила больше меня. Но опять же, с Марией я как раз не хотел такого эффекта. Я бы испугался, увидь я ее доступной. Но ничего такого. Искорки в ее глазах лишь слегка стали ярче. Я подумал, что момент настал, лучше уже и не предвидится. И потому пошел в наступление:

— Что ты делаешь в свободное время?

Она склонила голову, посмотрела на меня с неприятным интересом. Как будто не я, а она собиралась меня изучать. Я занервничал, пустился в объяснения:

— В смысле, тебя не видно на тусовках…

— Возможно, потому что у нас с тобой разные тусовки, — она усмехнулась, — Мороженное будешь?

Я с готовностью кивнул, иначе ужин можно было считать оконченным, а мы и парой фраз не перекинулись. Если не считать замечаний о том, что «пицца ничего» и «пиво отличное». Что это за свидание вообще?

Она заказала нам по два шарика с орехами и карамелью. Я был уже на все согласен. Даже на это. Мороженное после пива и пиццы, кому рассказать…

Видимо она прочла что-то в моем взгляде и рассмеялась.

— Признаюсь, я не та девушка, которую стоит приводить на званный ужин к родителям. Полное отсутствие гастрономического вкуса. Увы, но мое детство прошло в пыльных подсобках Третьяковской галереи, где кормили в основном бутербродами с докторской колбасой.

— С какой?

— С докторской. И не думай, что ее выдают по рецепту в аптеке. Как раз наоборот. В дни моего детства, после такой колбасы, можно было и на реального доктора нарваться.

— Жестко, — я покивал, судорожно соображая, как из этих дебрей вырулить туда, куда мне нужно.

— Третьяковская галерея — это ведь в Санкт-Петербурге?

Она вздохнула:

— Нет, в Санкт-Петербурге Русский музей. Третьяковская галерея в Москве.

— А точно… А почему ты выросла в ее подсобках?

— Моя мама реставратор. Увлеченный. Поэтому работала в галерее с утра и до позднего вечера. Ну а я… сначала мне просто некуда было деваться, а потом втянулась. Тоже увлеклась. Реставрация — это всегда детектив. Зачастую не знаешь, что тебя ждет. Я обожала наблюдать, как мама решает эти ребусы. Потом сама кое-чему научилась.

— Например?

— Ну… — она закинула голову, волосы разметались по пушистому бордовому свитеру, — Краски, мазки, техника… Запахи… Каждая картина пахнет особенно. Все зависит не только от того, кто и когда ее написал, но и в каких условиях она хранилась, в какие приключения попадала…

Она принялась рассказывать о какой-то картине, которую за 300 лет крали, перепродавали, даже замазывали. Я не вслушивался, я мучительно искал момент, когда смогу вернуть разговор туда, куда нужно мне.

Она вдруг замолчала. Принесли мороженное. Когда официантка отошла к стойке, она глянула на меня очень серьезно. Я заметил, что искорки из ее глаз пропали. Пиво выветрилось, должно быть.

— Ты ведь зачем-то хотел со мной встретиться. Вот мы здесь. Вдвоем. Я тебя слушаю.

Я был настолько выбит из колеи этой прямотой, которая просто не имела места в разговоре мало знакомых и в то же время привлекательных мужчины и женщины. Или я ей совершенно не казался привлекательным? Я замер, сделав какой-то нелепый жест рукой, словно хватаясь за несуществующую соломинку. У меня, и правда, не было этой соломинки. От меня требовали сказать правду здесь и сейчас. Ну, на что это похоже?! Кто вообще так делает?

Будь она обычной девчонкой, которая хлопает ресницами и закусывает нижнюю губу, я бы тут же зашел с козырей, сообщив, что хочу ее, а там как пойдет. Это последнее «как пойдет» для девушек звучит словно вызов. Да она в лепешку готова расшибиться, чтобы именно с ней у меня пошло совсем не так, как во всех сотнях предыдущих случаях. Но я кожей чувствовал, скажи я такое Марии, она вряд ли оценит мою честность. Нет, все не закончится пощечиной или стаканом воды на лице. Она хмыкнет, улыбнется, скажет нечто типа «тебе придется решить эту проблему без моего участия», потом доест мороженное и больше я никогда ее не увижу. Вернее, увижу, но она мне уже не улыбнется, как недавно, пор-дружески. Нет, с ней мне пришлось выкручиваться как ужу на сковороде.

— Э… — я тянул время, мысли мои лихорадочно метались. Мне казалось, что я падаю в пропасть. Как Алиса в колодец со всякой фигней. И я отчаянно искал опору в проплывающих мимо бесполезных предметах, — Послушай… Возможно я выгляжу циником, говорю как циник, иногда даже думаю, как законченный циник, но черт, меня заинтересовала эта твоя идея химической кодировки.

Она склонила голову, вздернула брови в удивлении. Ну да, она мне не верила. Я и сам бы себе не поверил. На последнем слове у меня голос дрогнул. Верный признак неуверенности. И это человек, собравшийся предложить свою помощь? Ага, самое время принять ее от такого. Я понимал, что несу несусветную чушь, но страх гнал меня в неведомые дебри, из которых выхода не будет. Меня спасет лишь одно: если она запутается там вместе со мной.

— Это дурацкий, оголтелый романтизм, но я ничего не могу с собой поделать. Меня тянет… к тебе, к твоей команде, к вашему общему делу. Я ничего в этом не понимаю, потому что я вообще-то экономист. И мне самому не понятно, почему все это не выходит у меня из головы. Хотя… у меня дома висят старые картины. И у всех моих друзей в домах картинные галереи. Да даже у твоего Платона и то Монна Лиза в туалете.

— Это копия, хоть и неплохая, — улыбнулась она.

— А кто знает! Все-таки он сын миллиардера. Черти что в туалет не повесит.

— Он ей усы пририсовал. Но это все-таки копия. Хотя и 19-го