Освенцим. Нацисты и "окончательное решение еврейского вопроса" - Лоуренс Рис

Но другие доказательства22, включая показания Хаима Ласкова, бывшего начальника штаба израильской армии, подтверждают тот факт, что члены Еврейской бригады принимали участие в «убийствах из мести», а неудавшиеся попытки других еврейских «мстителей» отравить водоснабжение лагеря, где содержались заключенные СС, сомнений не вызывают23.

Мотивы, лежащие в действиях Моше Тавора и его товарищей по Еврейской бригаде, кажутся достаточно прозрачными: отомстить за убийства евреев, в некоторых случаях, приходившихся мстителям родственниками. Но на самом деле, все не так уж и просто. Было еще кое-что, другой мотив, пусть и подсознательный, заставивший их быть безжалостными – мучительное чувство, что евреи, пострадавшие от рук немцев, оказали недостаточное сопротивление. «Я не мог понять, – признается Тавор, – как шесть или восемь немецких солдат могли заставить сто пятьдесят человек сесть в грузовики и покинуть родной дом. Я думаю, что, наверное, напал бы на одного из тех немцев и скорее позволил бы им убить меня и покончить с этим ужасом. Но я – не такой человек, как те евреи, которые жили в небольших польских городках. В детстве мы притворялись древними еврейскими героями и играли в войну. Я чувствую очень сильную связь с людьми, которые сражались здесь [в Израиле] две тысячи лет назад, и куда меньшую связь с евреями, которые пошли, как бараны на бойню, – этого я никак не мог понять».

Позиция Моше Тавора не уникальна. Кое-кто из тех, кто выжил в лагерях и обосновался в Израиле после войны, утверждают, что столкнулись со скрытой недоброжелательностью из-за того, что практически не сопротивлялись нацистам. И неважно, что для женщин и детей, не имевших родины и живших в таких сообществах Восточной Европы, где соседи даже теперь мало им сочувствуют, оказывать сопротивление было бы почти невозможно. У других людей очень живуче молчаливое убеждение, что евреи не должны были идти, как выражается Моше Тавор, «как бараны на бойню». И если такие люди, как Моше Тавор, и извлекли какой-то урок из «окончательного решения еврейского вопроса» нацистами, и стремились заложить его в дух нового государства Израиль, так это убеждение, что евреи больше никогда не должны подчиняться врагу без сопротивления.

В то время как Моше Тавор осуществлял свое однозначно несанкционированное возмездие немцам, Союзники пытались действовать в рамках закона и ловить преступников. Сначала удача им никак не улыбалась. Большинство эсэсовцев, работавших в Освенциме, не были опознаны сразу же после войны. Такие значимые фигуры, как доктор Менгеле и Рудольф Хесс, с самого начала были арестованы Союзниками, а затем освобождены. В случае Менгеле отсутствие татуировки с группой крови в области подмышки, типичной для эсэсовцев, означало, что его никогда и не считали членом СС, а маскировка Хесса под моряка немецкого военно-морского флота подразумевала, что его никогда и не осматривали на предмет татуировки.

Но к осени 1945 года Отдел по расследованию военных преступлений 21-й армейской группы и британской разведслужбы напали на след Рудольфа Хесса24. Британцы впервые подробно узнали о его карьере в результате освобождения Берген-Бельзена. Тщательный опрос выживших принес интригующие новости: многие из них с ужасом говорили о времени, проведенном в другом лагере в Верхней Силезии, – Освенциме. Теперь англичане решили захватить коменданта этого лагеря смерти. Разведслужба знала, что зачастую преступников проще всего найти через их родственников. Некоторые нацисты, возможно, обзавелись новыми документами, новыми именами, возможно, даже сбежали из страны, но остались эмоционально привязанными к женам и детям, а найти их семьи почти всегда было гораздо легче. Это оказалось справедливым и в отношении фрау Хедвиги Хесс и ее детей. Британская разведка выследила их в деревне в 10 километрах от Бельзена и немедленно взяла под наблюдение.

Наконец, 8 марта 1946 года фрау Хесс арестовали и заключили в тюрьму. В течение нескольких дней ее неоднократно спрашивали, где находится ее муж, и каждый раз она отвечала: «Он умер». Наконец, британским разведчикам удалось хитростью вынудить ее рассказать правду. К задней части тюрьмы примыкала железнодорожная ветка, и по ней к стене камеры фрау Хесс с шумом подогнали поезд. Вот что говорит капитан Уильям «Виктор» Кросс, командир 92-го отделения контрразведки: «Тогда мы сообщили фрау Хесс, что уже готов поезд, на котором ее трех сыновей увезут в Сибирь, если она не скажет нам, где ее муж и как его теперь зовут.

Если она откажется, то у нее есть две минуты, чтобы попрощаться с сыновьями… Мы оставили ее приблизительно на десять минут, снабдив бумагой и карандашом, чтобы она записала интересующую нас информацию. К счастью, наш блеф сработал; она записала информацию, и ее вместе с сыновьями отправили домой»25.

Фрау Хесс сообщила, что ее муж живет на ферме у поселения Готтрюпель, возле города Фленсбург. Разведчики немедленно отправились на север Германии, на месте связались с 93 отделением контрразведки, и в 11 часов вечера понедельника 11 марта подошли к ферме. Они застали Хесса врасплох: тот лежал в пижаме на койке в конюшне, также служившей скотобойней. Британский военврач быстро разжал Хессу рот, чтобы достать оттуда капсулу с ядом – они все знали, что за год до того Гиммлеру удалось покончить с собой именно таким образом. Британский сержант четыре раза ударил Хесса по лицу, и только тогда Хесс признался, что он – это действительно он. Затем его потащили к одному из столов скотобойни, где, по свидетельству одного британского солдата, «удары и крики сыпались один за другим». Военврач велел капитану Кроссу: «Отзовите их, если не хотите привезти с собой его труп!» Хесса завернули в одеяло, швырнули в машину и отвезли в штаб контрразведки в городе Хайде.

Рано утром, когда они туда приехали, шел снег, но Хесса заставили обнаженным пройти через весь окруженный бараками двор к камере. Затем ему трое суток не давали спать – солдатам приказали толкать его обухом топора, если им покажется, что он засыпает. По словам самого Хесса, его также избили его собственным стеком для верховой езды. Наконец, 14 марта он подписал признание, занявшее восемь страниц.

Есть люди, отрицающие Холокост, которые указывают на то, что оскорбления и избиения, выпавшие на долю Хесса от рук британских солдат после ареста, дискредитируют его признания. Но, хотя и можно утверждать, что самое первое признание Хесса не безупречно, однако во время последующего заключения и допросов (сначала в «Томате» – кодовое название пересыльного центра военных преступников № 2 в Симеоновских казармах, – а впоследствии и в Нюрнберге, и во время суда над ним в Польше) нет никаких доказательств того, что Хесса снова оскорбляли или избивали. Именно в этот период он написал мемуары – он даже отметил в них, насколько благодарен своим тюремщикам за возможность написать свою историю. И ни тогда, ни за свидетельской трибуной, когда у него были для этого все возможности, он не отрекся от первоначального признания, хотя и чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы сделать запись об избиении британскими солдатами.

В апреле 1947 года Рудольф Хесс вернулся в Освенцим, в то же самое здание, где некогда работал. Только на сей раз его посадили в подвал, где находились камеры-кабинеты администрации СС, а не водрузили за стол в его личном кабинете на первом этаже. Было решено, что человека, распоряжавшегося жизнью и смертью более миллиона человек в Освенциме, следует казнить на месте его преступлений – это будет символично. Но в день, на который первоначально наметили исполнение приговора, возникли непредвиденные трудности.