Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас

Как раз начинался первый семестр совместного пастората, и Бонхёффер радовался уже тому, что ему не помешали продолжать эту работу. Однако мучительно было оказаться отрезанным от Берлина именно в этот момент, когда появились надежды на кое-какие политические улучшения. Он-то рассчитывал постоянно наведываться из Померании в столицу, как делал это с 1935 года. Родительский дом оставался центром его вселенной, и в этот момент, когда нацистское правительство, казалось, пошатнулось и все надеялись на скорый уход Гитлера, ужасно было очутиться не у дел.

Благодаря высокопоставленным знакомым Бонхёффер все же не оставался без информации и поддержки. Ему требовалось встретиться с родителями и обсудить ситуацию. Сам он теперь приехать к ним не мог, и в начале февраля они добрались до Штеттина и встретились с ним у Рут фон Кляйст-Ретцов. Затем Карл Бонхёффер нажал на какие-то рычаги и добился, чтобы запрет гестапо распространялся исключительно на деловые поездки, а по личным и семейным делам Дитрих мог все-таки приезжать в Берлин.

У Бонхёфферов имелось немало оснований надеяться на то, что удача в скором времени отвернется от Гитлера. Работая в Министерстве юстиции, Ханс фон Донаньи слышал и наблюдал многие факты прежде, чем их успевала профильтровать машина нацистской пропаганды, и он делился этими сведениями с близкими и дальними родственниками. Осенью прошедшего года правительство Гитлера оказалось в затруднительном положении: Ялмар Шахт, творец экономического чуда Третьего рейха, подал в знак протеста в отставку. В январе 1938 года происходили другие события, подготавливавшие очередной кризис. Укреплялась вера: вот-вот они избавятся от свирепого вегетарианца, вот уже пять лет губившего страну.

Неприятности у Гитлера начались 5 ноября 1937 года. Он созвал генералов и представил им планы грядущей войны. Любой, кто внимательно следил за политикой, мог бы и раньше догадаться, что у фюрера на уме война и только война. Однако теперь перспектива превращалась в реальность. Ошарашенные генералы услышали, что фюрер намерен в первую очередь захватить Австрию и Чехословакию, чтобы ликвидировать угрозу на восточных границах рейха, и при этом важно на время умиротворить англичан, ибо Англия – слишком серьезный противник. Впрочем, в ближайшем будущем вполне вероятна также война с Англией и Францией. Четыре часа одержимый манией величия безумец расписывал, как весь мир покорится его военному гению: «Я сварю им похлебку, которой они поперхнутся!»

Генералы выходили с собрания в состоянии ярости и шока. То, что им пришлось выслушать, было в чистом виде безумием. Министр иностранных дел барон фон Нейрат слег с сердечным приступом, генерал Бек пережил «страшное потрясение». В свое время Бек возглавит заговор, целью которого будет убийство Гитлера, и на путь мятежа его впервые подтолкнуло именно услышанное в тот день от Гитлера. Впрочем, и всех остальных генералов напугала слепая, неприкрытая агрессия Гитлера. Он показался им «кровожадным» и «душевнобольным»367. Его планы подразумевали просто-напросто самоубийство нации.

Но эти господа, выросшие на традициях прусского офицерства, были чересчур хорошо воспитаны и не знали, как справиться с таким вульгарным типом, как Гитлер. С одной стороны, он был нелеп и неотесан, дикарь, которого едва ли следовало принимать всерьез. С другой стороны, это был легитимный глава их возлюбленного отечества, ему они приносили присягу на верность. Извращенная китайская головоломка: эти люди любили свою страну и ненавидели Гитлера и справедливо оценивали его планы как квинтэссенцию тупого упрямства и аморальности. Они были убеждены, что кормчий ведет их прекрасный народ прямиком на скалы, и они оказались правы. Уже после этой встречи у военной верхушки появились планы устранить Гитлера.

Бек пустил в ход все свое влияние, уговаривая генералов решиться на переворот. Наконец он выбрал наиболее, по его мнению, эффективный способ заявить протест – подал в отставку. Уход такого человека должен был поразить нацию до глубины души и вызвать массовое изгнание нацистов. Вот только аристократические манеры Бека помешали ему достаточно громко хлопнуть дверью. Он не желал привлекать лишнее внимание к своей персоне, ведь это непристойно, и потому ушел столь деликатно, что его отставку почти никто не заметил. Ушел по-английски, и то, что должно было прозвучать пушечным выстрелом, выпалило вхолостую.

Ханс Гизевиус отмечал, что Бек «был до такой степени связан с традициями прусского офицерского корпуса, что желал избежать даже видимости конфликта с авторитетом государства»368. Со временем Бек начал понимать, что мир вокруг него изменился, что государство в том смысле, в каком он его понимал, разрушено и выброшено на помойку. Тогда, в 1938 году, Бек еще этого не видел. Его преемник на посту начальника Генерального штаба Гальдер оказался куда менее сдержанным – Гитлера он называл «воплощением зла»369.

В эпицентре кризиса, который так заинтересовал Донаньи и Бонхёффера, поскольку он грозил смести Гитлера, оказался еще один достойный человек – главнокомандующий Вернер фон Фрич.

Неприятности начались, когда Фрич наивно попытался отговорить фюрера от его завоевательских планов. Гитлер терпеть не мог «аристократических трусов». Ему было наплевать, в какой мере Фрич прав, требовалось попросту заткнуть ему глотку. Жирный напомаженный глава военно-воздушного флота (Luftwaffe) Герман Геринг тут же придумал выход. Он очень даже хотел занять высший пост в германской армии и вполне успешно сковырнул военного министра – фельдмаршал Бломберг вылетел со скандалом, разразившимся вокруг его молодой жены: Геринг объявил ее проституткой и не соврал. Изящный старый джентльмен и думать не думал, что прошлое его секретарши, а затем жены выплеснется с таким шумом на поверхность, но когда это случилось, он откланялся и вышел на пенсию.

Геринг того и ожидал: с этими чувствительными людьми чести так просто иметь дело. Нельзя повторить тот же фокус? Увы, на этот раз жареных фактов не хватало. Не беда, Геринг всегда мог что-нибудь придумать. И он придумал – редкостную мерзость, а снабдить его уликами взялся Гиммлер. Свидетель с бегающими глазками взялся присягнуть, что Фрич вступил-де в гомосексуальную связь «в темном проулке поблизости от железнодорожной станции Потсдам в Берлине с криминальным типом по прозвищу «баварец Джо»370. Понятно, что столкнувшись с подобным фантастическим обвинением, Фрич лишился дара речи.

Надо сказать, нацистские лидеры, в том числе и Гитлер, не имели строгих моральных возражений против гомосексуализма. На первоначальном этапе нацистского движения среди его лидеров многие были открытыми гомосексуалистами, наиболее известен Эрнст Рём и его красавчики-приятели. По слухам, не вовсе чужд был этому и сам фюрер371. Но в Третьем рейхе обвинение в гомосексуальных наклонностях сделалось стандартным способом запятнать репутацию человека, и Гитлер со сподвижниками с присущей им потрясающей наглостью вновь и вновь пускали это оружие в ход против своих неприятелей. Концентрационные лагеря заполнялись сотнями людей с розовым треугольником на тюремной робе – очень удобно, не приходилось объяснять подлинную причину их наказания.

Генерал Фрич был обвинен совершенно облыжно и поклялся отстоять свою честь. Донаньи принимал непосредственное участие в этих событиях, ему было поручено разобраться и установить истину. Вскоре выяснилось, что Фрича злонамеренно перепутали с «престарелым кавалерийским офицером в отставке» по фамилии Фриш, который действительно ошивался в тех подозрительных переулках – главнокомандующий Фрич там не бывал. Гиммлер и гестаповцы прекрасно были осведомлены об истинном положении дел, но им слишком уж хотелось поскорее отделаться от Фрича, и опечатка (возможно, умышленная опечатка) в рапорте дала им желанную возможность подставить его. Кто обратит внимание на разницу между двумя шипящими согласными в чернильном океане Третьего рейха? И они чуть было не преуспели. Но не совсем.