Программа - Грегг Гервиц

Реджи повернул ключ в замке и толкнул дверь.

Часто моргая, Бедерман с интересом обвел взглядом впечатляющий бардак, царящий внутри.

— Так, так, — он щелкнул языком. — Тебе нравится жить здесь?

— Да. Я просто в восторге.

Они стояли бок о бок, разглядывая комнату так, словно это было болото, в которое они собирались залезть. Тим молча наблюдал за ними с некоторого расстояния, стараясь не мешать.

Реджи попинал пол носком ботинка:

— Это то же самое, как и все остальное. Так страшно. — Они стояли, не переступая порога комнаты, глядя внутрь. — Я больше не могу этого делать. Я не могу туда зайти.

— Может быть, пятнадцать минут… — сказал Бедерман, — может быть, пятнадцать минут в день на уборку — это не так уж и страшно?

Реджи пожевал нижнюю губу, обдумывая его слова.

Бедерман ждал.

Наконец Реджи сказал:

— Может быть, и нет.

Положив руку Реджи на спину, Бедерман шагнул в кавардак вместе с ним.

Ли оставила очередное сообщение для ТД и ушла в комнату Джинни. Тим какое-то время мерил шагами задний дворик, а потом присел на столик для пикника.

Он нажал на кнопку на сотовом телефоне и еще раз прослушал сообщение голосовой почты, которое получил сегодня утром: «Я еще раз подумал об этом столе, Тимми. Думаю, твоя мать была бы довольна, что он у тебя. Приезжай завтра вечером. Я буду ждать допоздна».

Тим сохранил сообщение и засунул телефон в карман. Глядя на разбросанные у забора пальмовые листья, он вдруг подумал, что в последнее время стал хуже следить за домом. До прошлого года он проявлял ту же педантичность в плане уборки, что и его отец, и хотя его и сейчас никто не обвинил бы в неряшливости, время от времени он все же оставлял грязную посуду на ночь. Может быть, все дело было в том, что он осознал: притворяться, что он сохраняет контроль над ситуацией после того, что произошло с его дочерью, бессмысленно, а может быть, просто устал.

Что принесет с собой понедельник? Неужели ему опять придется охранять никому не нужный склад за презренный металл? Империя ТД в это время преспокойно продолжит свое процветание, а Ли снова станет шестеренкой в нехитром механизме?

Тим услышал, как за его спиной хлопнула дверь и зашуршали листья под ногами у Дрей. Ботинки застучали о скамейку, о крышку стола для пикника. И вот она скользнула ему за спину, свесив ноги, обняв его руками в теплых перчатках. Через секунду Дрей прижалась подбородком к его плечу.

— Я рос со своим отцом, поэтому так и не научился воспитывать ребенка. Я пытался… ну, притвориться, что ли. Мне казалось, что другие родители точно знают, что делают. Какая-то часть меня всегда ждала, что Джинни сама до всего дойдет.

— Ты был прекрасным отцом.

— Может быть, именно поэтому я продолжаю общаться с ним. С моим отцом. Чтобы помнить, каким я быть не хочу.

— Тебе все еще это нужно?

Когда Дрей была в соответствующем настроении, она могла задать такой риторический вопрос, от которого мозги закипали. Какое-то время они молча наблюдали за попытками пальмового листа перемахнуть через забор. Лист очень сильно упорствовал в этом своем намерении.

Дрей сказала:

— Только что звонил Уилл.

— Он хочет прискакать сюда и еще раз попытать счастья в охоте? Ни хрена у него не выйдет.

— Мы не ее родители, Тимоти. В какой-то момент тебе все равно придется ее отпустить.

— Это не так просто.

— В жизни все непросто.

Пальмовый лист молотился о доски забора, как умирающий тропический скат в агонии.

— Я просто разрываюсь, — сказал Тим. — Я хочу защитить ее и в то же время хочу, чтобы она защитила себя. Я хочу, чтобы она мне доверяла, и хочу оправдать ее доверие.

— Все равно это не вернет нам Джинни.

Тим опустил голову. Дрей провела рукой по его голове, откинула волосы со лба. На его губах скапливались дождевые капли — некоторые из них почему-то имели солоноватый привкус.

Уилл сам открыл дверь своего огромного пустого дома с зальными комнатами и сводами, между которыми при малейшем звуке начинало метаться звонкое эхо. Уилл был в очках в тонкой золотой оправе, пальцами он ерошил седые волосы на висках так, что они стояли торчком.

— Спасибо, что пришли.

Уилл опустился в плетеное кресло за столом со стеклянной крышкой размером с пару входных дверей. Рядом стоял стул, как те, в которых режиссеры обычно сидели на съемочных площадках, на матерчатой спинке сзади было вышито: «Уилл Хеннинг. Исполнительный продюсер». На стуле лежала кипа сценариев. Три панорамных двери открывались на аккуратную лужайку перед домом и необъятных размеров бассейн с бирюзовой водой.

На стенах вперемешку с постерами фильмов, которые делал Уилл, висели фотографии Ли в красивых рамках. Ли с неуклюжестью, которая была ей свойственна в подростковом возрасте, расплескивает рукой воду в бассейне. Ли задувает десять свечей, украшающих шикарный ресторанный десерт. Ли в спасательном круге опирается на руку мальчишки с большущим кадыком. Она в нахлобученной на самые брови безразмерной капитанской фуражке стоит на фоне теплохода с якорем и надписью: НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА КАЛАБАСАС — ВЫПУСКНОЙ НА БОРТУ!

На фоне роскошной мебели резко выделялась стоявшая на столе перед Уиллом кособокая пепельница, явно сделанная вручную на уроке труда в школе. Сбоку на ней были выгравированы буквы: ЛХ. Тим еще не видел Уилла курящим. И глядя на его спортивные костюмы, сок из водорослей и тренажерные залы, был уверен, что тот не курит вообще.

— В каком возрасте женщины перестают убегать от проблем к маме?

Тим, которому были одинаково чужды и сериальный юмор, и затертые до дыр тезисы, распространенные в среде играющих в гольф толстосумов, смог лишь сочувственно пожать плечами.

— Она измучена, что на нормальном языке означает, что ее все достало. Уехала в Лонг-Бич на выходные. По мне так лучше пусть острые щепки под ногти загоняют, чем туда переться, но Эмма считает это место раем на Земле. Я послал Руча и няню приглядывать за ней и ребенком. — Уилл вытянул губы. — Даг решил несколько дней отдохнуть.

На стене за спиной Уилла был единственный знак из его личного Зала славы — наградная тарелка с надписью «Комната спящего — $367 923 000» в домашнем прокате. Все остальное место было посвящено его фотографиям с Ли. Вот они на пикнике в Голливуде, вот на улице с Шакилом О'Ниллом, а вот едут в лимузине, и Уилл выставляет напоказ свою очередную награду как орден или знак аристократической принадлежности.

— Тогда телефон звонил чаще. — Уилл показал на дорогой телефонный аппарат на столе. — Эта тишина для продюсера все равно что похоронный колокол. Раньше стать директором студии мог только опытный человек солидного возраста. Сейчас там сидят молодые сосунки, которые говорят тебе взять на главную роль в фильме какого-нибудь рэпера или пригласить режиссером припадочного урода с MTV. — В неярком освещении морщинки, собравшиеся в уголках глаз Уилла, были заметнее обычного. — Раньше я с этим справлялся, но они хитро изменили правила игры. Теперь мальчишки в дорогих костюмах говорят мне, что я для них — источник вдохновения. Я получаю награды за вклад и достижения. Все это кажется… посмертным. — Он долго смотрел на безмолвный телефон. — Все наши герои не зря умирают молодыми. Чем старше мы становимся, тем сильнее осознаем, как мало узнали за свою жизнь.