Коммунисты - Луи Арагон

Приоткрыв дверь, он повернул выключатель, но за Розой не пошел и, пока возобновлялся общий разговор — говорили о тех, кто изменил партии… совершенно неожиданные люди… — он подошел к мадемуазель Корвизар: — Послушайте, Маргарита, переговорите-ка с Розой о ротаторе.

Кабинет у Левина был крошечный. Чрезвычайно рационально обставленный мебелью в стиле Франсиса Журдена[170]. На столе стоял негритянский божок и деревянная статуэтка Ханы Орловой. На стенах висели ковры с островов Фиджи, а над ними — полки с книгами.

— Левин вам сказал? — спросила Роза.

— Да… то есть…

— У вас есть ротатор? И оборудование… и восковка?

— Есть… конечно. Только ротатор не у меня. Это тот, на котором работали в секции. Но я знаю, как его отыскать… и раз это для партии, тот человек…

— Послушайте, товарищ, надо, чтобы никто не знал…

— Никто ничего не узнает. Я принесу настуканный текст. Надо будет только отпечатать. Товарищ, который взял ротатор, меня знает… Бумагу я раздобуду.

— Хорошо. Завтра я принесу вам текст…

— Я буду дома… Вы уже раз приходили в прошлом году, когда…

— Нет, только не к вам. Где-нибудь на улице. Ну, хотя бы в Люксембургском саду. Около фонтана Медичи… Для такой работы ходить на дом друг к другу запрещено.

Какой оригинальный этот негритянский божок.

* * *

— Нету Лемерля дома. Чего это вам вдруг Лемерль понадобился? Скажите на милость, теперь уж ему и дома от красоток покоя нет…

Мыльная вода текла на площадку под ноги Маргарите Корвизар. Голубовато-зеленая облупившаяся дверь жалкого домишка, за ней — узенькая деревянная лестница с рваными обоями на стенах. Мегера, так приветливо ее встретившая и, повидимому, занятая стиркой, придерживала ногой приотворенную дверь в свою квартиру. Это была уже не очень молодая женщина, дебелая, с обвислой грудью, в желтоватой кофточке… стриженые волосы всех оттенков, голова, как шар, лицо испитое, нос — точно сломанный. Из двери шел пар и запах мыла.

— Если бы вы, сударыня, посмотрели получше, вы бы увидели, что я не «красотка».

Женщина захохотала: — Ну, он не привередлив! И на таких старух, как вы…

Маргарита предпочла ретироваться. Дверь захлопнулась.

Значит — неудача. А отыскать Лемерля необходимо. Ротатор спрятал он. Что скажет Роза, если не на чем будет отпечатать листовку?

Во дворе ей под ноги подкатились замызганные ребятишки, гонявшиеся друг за другом. Одноэтажные и двухэтажныe домики, а между ними какие-то неожиданные закоулки. Маргарита читала вывески: ДИ ЛОМБАРДИ… СЛЕСАРЬ… МОСКАТЕЛЬНЫЕ ТОВАРЫ[171]… ПРОБКИ ВСЕХ СОРТОВ. На улицу выходила мастерская скульптора, в открытых дверях мужчина с засученными рукавами месил глину. Тут же стоял трехколесный велосипед с тележкой.

— Тетя!

Вихрастый, чумазый мальчишка, в башмаках на босу ногу, доверчиво глядя на нее, дергал ее за юбку. — Чего тебе, мальчик?

— Вам господин Лемерль нужен? Он в «Коррезских земляках».

— А что это такое… «Коррезские земляки»?

— Бистро. Тоже, не знаете!

Лемерля не оказалось ни в «Коррезских земляках», где пианола играла «Вальс апашей», ни у шорника, с которым он минут десять как вышел из бистро. Чем этот Лемерль занимается? Она уже отчаялась его отыскать, как вдруг налетела прямо на него самого. Свертывая папироску, он выходил из табачной лавки.

Он не сразу узнал ее и прошел было мимо, но потом вежливо поклонился. Неприятное впечатление производит этот Лемерль: высоченного роста, закрученные усики, напомаженная голова. В ячейке он недавно, да и в партии, по-моему, тоже. Досадно, что надо пользоваться услугами подобных типов для такого дела, но ничего не попишешь… Ротатop необходим. Лебеку ни в коем случае не следовало соглашаться, когда Лемерль предложил спрятать ротатор…

Объясняя ему, в чем дело, — они шли рядом, ну и рослый же детина! — Маргарита невольно вспоминала, как ее встретила его жена. Жена? Странная пара… так Лемерль, значит, изменяет жене, путается с женщинами?.. С какого рода женщинами? Ох, ячейка поступила необдуманно! Лебек… а еще секретарь…

— Хозяйка-то моя вас, значит, турнула? — сказал Лемерль, недовольно фыркнув. — Плюньте! Она со всеми такая. Женщина она не плохая, но… вот вбила себе в голову… Ревность, понимаете? — Они проходили мимо зеркала. Он посмотрелся и покачал головой. Что делать — неотразим.

Да, вот насчет ротатора… насчет ротатора… Чего-то Лемерль явно не договаривал. Когда он предложил спрятать ротатор, он не представлял себе ясно положения, не верил по-настоящему в возможность войны. И так далее. В общем, ротатор здесь… нет, не у него, а у человека, к которому он его отнес. У верного человека. Вернее, чем если бы у него… Но…

— Словом, — сказал он, — я не хочу, чтобы меня впутывали в это дело. Это я вам лично, товарищ, говорю. Не подумайте обо мне чего дурного. Но я уж сказал — не хочу, чтобы меня впутывали в это дело. Ротатор, конечно, принадлежит партии. Хорошо бы даже, если бы его взяли… Нет, не из-за того человека, человек это верный… Только я бы хотел остаться в стороне…

У него дергалась правая ноздря, на лбу выступил пот. Маргарита не отставала. Ротатор необходим, можно же им воспользоваться хоть раз, если это нужно для дела. А затем она постарается повидать Лебека, секретаря ячейки, и договориться, чтобы ротатор взяли. Но сейчас есть спешная работа… А про себя она думала — совсем незачем показываться вместе здесь, в его квартале. Они шли к бульвару, на окраину города. Он вдруг решился.

— Я уж вам скажу. Ладно, скажу… Если сцапают вас, ну, оно, конечно, неприятно, но… словом, сраму тут никакого не будет. А я, понимаете… Они всё приплетут. Я не хочу партию срамить. Уж каков я есть, таков есть. Но, по-своему, я человек честный. Не хочу партию срамить. Во-первых, у меня есть судимость… а потом, если меня спросят, на что я живу… что прикажете делать, может быть, я неправ, может, вы скажете, я мерзавец, но… Я вам скажу, уж очень я до женщин падок… Нет, вам меня не понять, вот мужчина бы понял!..

Нечего сказать, влопалась! Он, Лемерль, видите ли, по-своему, человек честный, но тем не менее… Надо эту затею бросить, так вернее. Конечно, если спросить Розу, Роза скажет, что надо бросить, но та же Роза говорила, что дело очень важное, очень спешное. Будь, что будет.

А Лемерль твердил свое: — Может быть, я мерзавец…