Житие Одинокова - Дмитрий Калюжный

То обстоятельство, что враждебная кампания против Советского Союза начата одновременно в немецкой и польской печати и ведётся в одном и том же плане, — это обстоятельство не оставляет сомнения в том, что между врагом союзников — Гитлером, и правительством г. Сикорского имеется контакт и сговор в проведении этой враждебной кампании.

В то время как народы Советского Союза, обливаясь кровью в тяжёлой борьбе с гитлеровской Германией, напрягают все свои силы для разгрома общего врага свободолюбивых демократических стран, правительство г. Сикорского в угоду тирании Гитлера наносит вероломный удар Советскому Союзу.

Все эти обстоятельства вынуждают Советское Правительство признать, что нынешнее правительство Польши, скатившись на путь сговора с гитлеровским правительством, прекратило на деле союзные отношения с СССР и стало на позицию враждебных отношений к Советскому Союзу.

На основании всего этого Советское Правительство пришло к выводу о необходимости прервать отношения с этим правительством.

Я считаю нужным информировать Вас об изложенном и надеюсь, что Правительство США поймёт необходимость этого вынужденного шага Советского Правительства.

Колонна легковушек мчалась сквозь ночь. Сталин возвращался в Москву с Курского направления. Целый день в компании секретаря Курского обкома партии Чеснокова и нескольких военачальников он осматривал поле в районе Понырей, оборонительные сооружения. Он уже представлял себе, как будут развиваться летние операции: работа с картами давала такую возможность, а знакомство с ландшафтами укрепило в принятых решениях.

Одним из решений было создание за спинами двух фронтов ещё одного, Резервного. Шесть общевойсковых армий, танковая армия, несколько механизированных танковых и кавалерийских корпусов, да плюс к тому большое количество артиллерийских частей, разбросанных сейчас на больших степных просторах, — если их структурировать и назначить хорошего командующего, сыграют свою роль в назревавших событиях!

Но фронт с названием «Резервный» уже был. Этот надо назвать как-то по-особому. Например… Почему бы и нет? Назовём его «Степной фронт». А командующим назначим товарища Конева. Он справится.

Несколькими часами раньше Сталин спросил Рокоссовского:

— Сможет ли ваш Центральный фронт наступать? — и тот ответил, что для таких решительных действий ему нужны дополнительные силы и средства. А затем предложил стратегию обороны, но — обороны ради наступления.

— Немцы обязательно сами захотят идти вперёд, — убеждал он. — Но не смогут идти долго! Транспортных средств у них не хватает даже на восполнение текущих расходов войны и подвоз продовольствия. Вот когда выдохнутся, перейдём в контрнаступление.

Рокоссовский убеждён в своей правоте. Это хорошо. Для надёжности отправим к нему товарища Жукова. Пусть вдвоём подумают ещё раз. А мы тем временем сформируем Степной фронт — как резервный, «подпирающий» сразу два, Центральный и Воронежский. Если гитлеровцы не так уж и выдохлись, как уверен товарищ Рокоссовский, Степной фронт окажется очень к месту, он превратит нашу оборону в наше наступление…

Машины приближались к Москве, и мысли Сталина перекинулись на другой предмет: моральное состояние в семьях руководящих работников. Он обдумывал эту проблему не первый день, и тому была причина. Недавно пятнадцатилетний сынок наркома авиапромышленности Шахурина, оболтус Володя, застрелил дочь дипломата Уманского, назначенного послом в Мексику, и застрелился сам. Девочку звали Ниной, ей тоже было пятнадцать, назавтра она должна была улететь в США вместе с родителями. А пистолет Володе дал «поиграть» сынок Микояна Иван.

Можно сказать, «любовь». А можно сказать, распущенность и вседозволенность.

Мы изыскиваем годных для дела людей, поднимаем их, заботимся о них. Мы дали высшим руководителям, деятелям науки и культуры зарплаты вдесятеро выше ставки квалифицированного рабочего. Мы сделали так, чтобы годный человек не беспокоился за здоровье и отдых жены и детей, всего себя отдавая делу. И видим теперь, что в таких семьях вырастают безответственные, никуда не годные дети. Они считают себя свободными от всех условностей! Но что такое свобода, товарищи?

«Свобода там, где дух Господень», — прогудел он себе в усы библейский тезис.

Партия дала установку воспитывать в массах научное мировоззрение. Ни Маркс, ни Ленин не требовали ничего сверх этого. Всем было понятно, что моральные основы жизни давным-давно выработаны в недрах религий, и ничего нового тут уже не придумаешь, а только зря испортишь. Правильно сказал товарищ Калинин на ужине, который мы устроили по случаю введения погон в Красной Армии: «Не всё старое надо немедленно выбрасывать, иногда старое помогает делу, способствует проведению нужной политики».

А предварительно Калинин ударился в воспоминания и поведал об одной своей встрече с Лениным.

— Меня тогда назначили председателем ВЦИК… — в духе запевов русских сказок начал он, а Сталин тут же поправил:

— Не назначили тебя, а избрали председателем ВЦИК.

Калинина это не сбило, он просто повторил запев по-новому:

— Когда меня избрали председателем ВЦИК, вызывал меня к себе Владимир Ильич Ленин и говорит: «Товарищ Калинин, не можете ли вы съездить в Смоленскую губернию и выяснить: почему смоленские крестьяне не хотят признавать декреты Советской власти и не дают нам хлеба, не дают нам солдат для Красной Армии?»

И дальше «Всесоюзный староста» поведал, как он согласился ехать да как поехал, где побывал и о чём беседовал с крестьянами. Из его рассказа следовало, что крестьяне на вопросы: почему, мол, не хотят они признавать декреты Советской власти и не дают людей в Красную Армию? — в один голос отвечали: «Да мы, мол, свет-батюшка, Михал Иваныч, всё дадим — и хлеб, и людей, только зачем вы разоряете церкви и попов угоняете? Вот если не будете церкви разорять и попов угонять, то мы будем полностью Советскую власть признавать и хлеба дадим, и людей для Красной Армии, и все декреты Советской власти выполним со всей душой». Закончил Калинин так:

— Я возвратился в Москву и обо всём этом рассказал Ленину. Владимир Ильич улыбнулся и говорит: «Товарищ Калинин, если они только этого хотят и не больше, то мы дадим им это с удовольствием, запретим закрывать церкви и попов угонять».

Выслушал эту сказку, Сталин, подумав, произнёс:

— Сколько вреда принесли нам леваки, побивая религию! А вопрос-то и сегодня не потерял своей остроты…

«Церковь отделили от государства, ибо сказано: „Царствие Моё не от мира сего“. Казалось бы, что мешало церкви, отделённой от государства, продолжать работу по нравственному окормлению паствы? Ничто не мешало. Но патриарх Тихон, по недоумию своему, зарапортовался в контрреволюционных проповедях и вмешался в дела мира сего, поддержав белых. Леваки, по рождению почти все — люди не православной культуры, с радостью ухватились за оплошку патриарха и начали православие громить. Теперь мы леваков убрали, а церковь бездействует. Да, у нас есть комсомольская и пионерская организации. Их дело — воспитание строителей коммунизма, верных социалистической Родине, а нравственное воспитание юношества для них — задача вторичная. Что ж нам теперь, переобучать пионервожатых в проповедников? Или найти другое решение?