Благословенные монстры - Эмили А. Дункан

Серефин моргнул, размышляя над тем, должен ли он обидеться, но Кацпер ободряюще улыбнулся.

– Ты признаешь дисбаланс в наших отношениях, значит, все еще надеешься вернуть трон. Ты хочешь быть королем, Серефин?

По спине Серефина пробежала молния. Он еще никогда не был так напуган, как в тот день, когда ему на голову надели корону. Но он действительно этого хотел. Он хотел быть лучшим королем, чем его отец. Он хотел спасти Транавию.

– Да, – хрипло прошептал он.

Кацпер взял лицо Серефина в свои ладони и крепко его поцеловал. Его глаз рефлекторно закрылся, все тело расслабилось под уверенными руками лейтенанта. В этом поцелуе было что-то новое, невыносимо нежное, и Серефин знал, что Кацпер делает это исключительно ради него.

– Терпеть не могу, когда ты ведешь себя как пораженец, – сказал Кацпер. – И ты чертовски прав, я слишком хорош для тебя.

– Терпеть не могу, когда ты ругаешь меня за мой совершенно безвредный пессимизм, – парировал Серефин. – Но ты действительно слишком хорош.

Кацпер рассмеялся, запрокинув голову. Серефин воспользовался моментом и прижался губами к его шее, прижимая парня к двери. Теплые руки Кацпера двигались вверх по его спине. Затем одним впечатляюще ловким движением он сдернул с Серефина рубашку.

Серефин растерянно моргнул, глядя на него. Кацпер ухмыльнулся.

– Это было впечатляюще.

– Заткнись, Серефин.

– Ну, будет справедливо, если…

– Серефин, – он уже наполовину снял свою рубашку.

Серефин поразился упругим линиям груди Кацпера. Он схватил лейтенанта за плечи, целуя длинный шрам, пересекавший ключицу. Он вспомнил, как это случилось: Кацпера задело калязинское копье. Было так много крови, что Серефин потерял всякую надежду. Это был ужасный день. Он больше не хотел чувствовать ничего подобного.

Кацпер обхватил лицо Серефина ладонями.

– В эту игру можно играть вдвоем, – пробормотал он, покрывая шрамы на лице Серефина осторожными и небрежными поцелуями.

Его пальцы зацепились за повязку на глазу Серефина, зарываясь в его волосы. Он осторожно стянул черную ткань, остановившись, чтобы посмотреть, будет ли Серефин протестовать. Но Серефин ничего не сказал, и тогда Кацпер провел большим пальцем по шраму на его подбородке, прежде чем бросить повязку на пол.

Серефин закрыл глаз, когда Кацпер коснулся самого старого шрама на его лице. Он нежно поцеловал веко Серефина, и в этом жесте было столько нежности, что это ощущалось почти мучительно. Серефин, изголодавшийся по любви и вниманию, хотел большего.

– М-м, я пропустил один, – пробормотал Кацпер, прижимаясь губами к шраму, пересекавшему его горло.

После этого Серефин уже не мог уследить за ходом своих мыслей.

Малахия собрался выйти из зала, но Надя схватила его за запястье. Он замер, и это движение не на шутку встревожило девушку. В нем не было ничего человеческого.

Он ловко вывернул запястье, чтобы взять ее за руку. У Нади была его книга заклинаний. Наверняка он был бы рад получить ее обратно. Это могло бы стать чем-то вроде знака перемирия, которое продлится примерно девяносто секунд, прежде чем они снова разругаются в пух и прах.

Серефин практически выбежал из столовой, явно встревоженный новостями из Транавии, и Кацпер последовал за ним. Париджахан ушла, а Рашид и Остия убрали со стола, прежде чем удалиться.

– Надя? – позвала Катя, уничтожив все шансы расспросить Малахию о его душе.

На лице Малахии появилось раздраженное выражение.

– Твоя царевна хочет с тобой поговорить, – холодно процедил он и вырвался из ее рук.

– Нам нужно закончить спор, – возразила она.

Он взглянул на нее, и в уголках его губ мелькнула улыбка.

– Я никуда не денусь, – сказал он.

Эти слова задели что-то внутри нее. Надя моргнула, глядя на него, и ее глаза наполнились слезами. Малахия остановился, но она только махнула рукой. Жанетта последовала за Черным Стервятником, пробормотав, что она за ним присмотрит.

Надя пристально посмотрела на Катю, которая выглядела совершенно невозмутимой.

– Мы можем поговорить?

Для царевны было странным спрашивать о таких вещах: обычно она сразу переходила к делу. Надя взглянула на Анну.

– Останься, – сказала Катя, обращаясь к монахине. – Мне все это не нравится. Я бы хотела… – Она замолчала, уставившись на дверной проем, за которым исчез Малахия.

– Ты бы хотела, чтобы мы могли обойтись без него, – сказала Анна.

– Я бы хотела, чтобы он умер, – пробормотала Катя.

Анна повернулась к Наде:

– Ты сможешь их примирить?

Надя взяла единственную книгу, которую Малахия оставил в столовой. К их следующей встрече он должен был прочесть все, что она нашла в библиотеке собора.

– Нет, – сказала Надя. – То, что он сделал… Ему пришлось пережить ужасные вещи, но это его не оправдывает. Он совершенно одинок и сломлен, и я не думаю, что его можно исправить, – она пожала плечами. – И все же он пытается исправить всю эту ситуацию.

– Ты его любишь, не так ли?

Катя закатила глаза. Надя боролась с желанием сказать «нет». Она спрашивала себя: могло ли ее сердце разорваться от всех этих странных, сложных, запутанных чувств, которые испытывала к Малахии.

Она любила его, и это могло разрушить ее жизнь. Он был глуп и умен, жесток и нежен, и в нем было столько противоречий, что у нее щемило сердце.

Поэтому с ее губ сорвалось только одно тихое:

– Да.

– Хорошо, – сказала Анна.

Катя бросила на Анну недоверчивый взгляд:

– И это все?

Анна пожала плечами:

– Это все.

Надя чуть не расплакалась. Анна нежно улыбнулась и очень осторожно взяла ее оскверненную руку.

– Это твое сердце и твое решение. Я не могу сказать, что понимаю это, но я вижу, как много он для тебя значит. Я не удивлена, что вы так быстро подружились.

Надя хотела вонзить кинжал ему в сердце с самой первой встречи, и ровно до того момента, как впервые его поцеловала. И даже теперь ей хотелось проткнуть его чем-нибудь острым после каждой новой ссоры.

Катя фыркнула с нескрываемым отвращением.

– Все эти глаза, – пробормотала она. – С чего нам вообще начать? Как кто-то может потерять свою душу? Похоже, эти транавийцы и сами ничего об этом не знают.