Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

Клим уехал в Стольноград и, что называется, покорил его. И в результате Тихонцов заметно вырос. И причём не только интеллектуально. У него и фамилия выросла. Теперь это был – прошу любить и жаловать – Клим Нефёдыч Тихонцовский. Как уж так получилось, бог его знает, но только это была ещё не последняя метаморфоза, случившаяся с его фамилией.

Теперь уже едва ли кто-то вспомнит, когда и где, и почему впервые произошла престранная подмена: имя любознательного доктора Тихонцовского превратилось в доктора Психофилософского. В этой связи ходили разные догадки. Кто-то говорил, что доктор со студенческой скамьи одинаково страстно увлекался двумя науками – психологией и философией. А кто-то вспоминал о том, что в его судьбе была ещё и теософия. Говорят, что Тихонцовский поначалу был известен даже как Теософский. Как да что там было в далёком прошлом – остаётся лишь гадать. Доподлинно известно только то, что, заработав звание профессора – примерно десять лет назад, – Клим Нефёдыч вполне официально стал называться профессором Психофилософским. Смущённый этим странным титулом – точно титулом графа или князя – Клим Нефёдыч говорил коллегам:

– Из меня философ – как из термометра. Коллеги удивлялись.

– Как это понять?

– А вы разве не знаете, что первый термометр назывался философским инструментом?

После получения профессорского звания, Клим Нефёдыч открыл свою клинику. Обрадовался, конечно, – давно мечтал. Но вскоре эта клиника стала секретной и радость профессора тоже как будто засекретили.

И случилось это после того, как Психофилософский несколько лет тому назад сделал открытие, которое оказалось настолько ошеломляющим – профессор даже не сразу решился о нём заявить во всеуслышание.

Многие открытия – дело случая. Так было и на этот раз. Началось с того, что в клинику профессора поступил больной.

Внешне был он – крепкий, молодцеватый. Но после анализа крови стало понятно: у больного с гемоглобином не всё в порядке. Ну, это бывает, ничего удивительного. Однако при дальнейшем изучении крови стала вырисовываться странная картинка. Гемоглобин поглощался или заменялся каким-то другим элементом, совершенно неизвестным науке. Клим Нефёдыч, заинтересовавшись, решил поближе с парнем познакомиться. Пришёл в палату. Весело прищурился разнокалиберными своими глазами – у профессора глаза несколько разные по величинам.

Они с больным разговорились.

– Откуда родом будете?

– Из Железожлобска.

– Из железа… чего? – удивился профессор.

– Железожлобск, – уже погромче и повеселее сказал парень. – Есть на белом свете городок такой.

– Какая прелесть! – с горечью воскликнул Клим Нефёдыч. – Эти современные названия звучат как песни!

– Нет, ну вообще-то – Железоборск, – с улыбкой уточнил больной. – Это в народе так назвали – Железожлобск.

– Народ – Златоуст. Так припечатает, приляпает, что не отмоешься, – уходя, заметил профессор.

Вскоре этот парень благополучно выписался. Работы у профессора было выше крыши, так что он даже забыл, как больного звали-величали. Однако название города врезалось в память. И в последующем, когда стало ясно, что открытый элемент в крови человека не случайность, а примета новой эпохи, – профессор назвал тот странный элемент «железожлобин».

Год за годом продолжая заниматься научной работой, Клим Нефёдыч классифицировал больных, страдающих от «железожлобина». И получилось три степени тяжести. Легкая – это когда гемоглобин лишь до половины уничтожен. Средняя – это значит, натиск железожлобина в крови превышает шестьдесят процентов. Тяжёлая степень болезни – железожлобин практически заполнил все капилляры и каким-то странным образом проник в дыхательную систему; в душу, стало быть.

Изучив десятки историй болезни, профессор написал в своей новой научной работе буквально следующее:

«Уровень гемоглобина в крови должен быть: 115-145 г/л – у женщин, 130-175 г/л – у мужчин. Даже небольшое снижение его уровня приводит к кислородному голоданию, что вызывает слабость, беспричинную усталость, затруднение концентрации внимания. Это знают многие. Но что происходит теперь? Это знает далеко не всякий даже посвященный в медицину. О времена, о нравы! Мне очень грустно, горько говорить об этом, но и молчать негоже.

Наша современная держава всё больше и больше заболевает железожлобинизмом. Люди становятся железоподобными жлобами. У людей, особенно у подрастающего поколения, стремительно меняется отношение к своей земле, к своей культуре, своей истории. Начинает меняться психология, менталитет. Незлобивость – характерная особенность нашего характера – заменяется на жлобивость. Злободневные наши вопросы становятся жлободневными. Меняется кровь поколений. Чума двадцать первого века стучится к нам в двери. И тут никак нельзя не бить тревогу. Железожлобинизм торжественным маршем идёт по стране, и шествие это принимает характер национальной трагедии!»

2

Профессор Психофилософский долго не решался заявить о своём уникальном открытии железожлобина, чумы двадцать первого века. Но когда он понял, что гемоглобин у большинства людей стал поглощаться железожлобином – решил, что наступило время «ударить в колокола». Профессор опубликовал ряд статей, проанализировав данные многолетних своих наблюдений. И вскоре получил письмо из Королевского Королинского медико-хирургического института, распоряжающегося Нобелевской премией по физиологии и медицине – там узнали о работах русского учёного, заинтересовались и предложили подготовить пакет документов для выдвижения на премию Нобеля.

Газетчики-разведчики мигом подхватили эту новость, растиражировали и вскоре после этого профессора Психофилософского вызывали кое-куда на ковёр – не простой ковёр, золотом расшитый. После разговора в высоком кабинете профессор заметно приуныл. Клинику решили засекретить, а с самого профессора взяли подписку о неразглашении государственной тайны, которая заключалась в том, что уровень железожлобина в крови у многих наших государственных деятелей давно уже зашкаливает за пределы всякой разумности. (Тайну эту разгласила только одна из газет, находящаяся в оппозиции к нынешней власти).

Засекреченная клиника профессора стала называться «Остров блаженных». В бору под Стольноградом, в глухом местечке за высоким каменным забором профессор Психофилософский занимался изучением бездонной глубины и тайны человеческого мозга. Изучал возможности влияния на психику человека. Среди пациентов попадались люди харизматичные, которые могли быть агентами влияния. А кроме того, были такие, кто напоминал живого робота, способного выполнить только ту программу, которая была в него заложена в результате глубокого проникновения в мозг. Опыты эти были интересными с точки зрения науки, но безнравственными с точки зрения морали.

Клим Нефёдыч вообще был против такого новаторства, которое сегодня всё шире и всё дерзновенней применяется в науке. Новаторы, сторонники всяких сумасшедших перемен уже дерзнули добраться даже до самого Человека, задуманного по образу и подобию Божьему. И в результате такой дерзновенности человек сегодня может цвет глаз переменить, размер и форму носа, губ, ушей и т. д., и т. п. Более того, можно даже пол переменить. Из мужчины сделать женщину сегодня – раз плюнуть. А из женщины – с такой же невероятной лёгкостью – сегодня получается мужчина. Профессор был уверен, что подобные эксперименты к добру не приведут.