Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

Размышляя на эту тему, старик постоял в тени под деревом – напротив издательского дома господина Бесцели. Сердито хмурясь, пошёл как под конвоем – руки за спину – в сторону большого и тёмного книжного магазина, вплотную примыкающего к издательскому дому. В последнее время этот странный старик в такие магазины ходил как на работу. Причём на такую работу, за которую нужно было молоко давать за вредность. «А мне только в морду дать норовят! – огорчённо думал Бустрофедон. – Не любят правду-матку. Нигде не любят, ни в Древнем Риме, ни в Новой Зеландии, ни в Новой России…»

Неподалёку от книжного магазина старик Бустрофедон увидел газетную тумбу, на которой красовался крупный заголовок, говорящий – или даже кричащий – о том, как господин Бесцеля недавно был ограблен.

– Погоди-и-и! – Старик не удержался и, посмотрев по сторонам, по-мальчишески плюнул на фотографическую морду господина. – Погоди, милок. А то ли ещё будет. Не знаю, кто там до тебя добрался, но если я доберусь до тебя – мало не покажется. А я доберусь. Бороду даю на отсечение.

Молодо сверкающий глазами седобородый Бустрофедон, словно бы давая клятву сам себе, так сердито и так отчаянно шарахнул палкой о гранитную мостовую – искры сыпом посыпались из-под железного наконечника. И воробьи заполошно посыпались с ближайшего какого-то куста, чахоточно зацветающего на пятачке газона.

Старик ушёл за угол магазина. И тут же из-за другого угла появился человек в чёрной шляпе, следящий за Бустрофедоном. Подойдя к газетной тумбе, шляпа улыбнулась, глядя на оплёванную фотографию директора издательского дома.

«Ну, вот! А я что говорил? – обрадовалась тёмная шляпа. – Старика не надо вербовать, это наш человек, наш до мозга костей! Только я что-то понять не могу, что ему надо в этих книжных лавках? Там же одна дребедень!»

2

Широко развернулся издательский дом господина Бесцели – по всем городам, городишкам и даже глубинкам, где раньше народ книгу не видел в упор. Но прежде всего этот издательский дом своей паутиной опутал читателей Стольного Града – это была густо раскинутая и хорошо отлаженная сеть крупных книжных магазинов и мелких книжных лавок. В определённое время туда привозили новоиспечённую продукцию – ещё тепленькую, пахнущую типографской краской. Народ собирался, как правило, загодя – боялись пропустить что-нибудь интересное. У закрытых дверей всегда толпилось много знатоков и любителей как новой, так и старой отечественной и зарубежной литературы. Обсуждали, спорили, устраивали шумные дискуссии.

И как-то незаметно среди этой публики появился и неплохо прижился какой-то новый, хотя по возрасту уже довольно старый человек с необыкновенной фамилией Бустрофедон. Благообразный, тихий этот человек был удивительно грамотный, очень редкие древние книги читал, много знал наизусть. Только был он порою занудливый, в каждую строчку въедался, в каждую буковку печатного текста. И вот по этой причине его за глаза прозвали – Дед-Буквоед.

Хмуро слушая начитанную публику, хвалившую очередной фолиант Короля Мистимира, дед обескуражено качал головой, дремучую бороду пятернёю царапал – забородател почти до коленок.

– Это человек из города Пномпень? Чтоб не сказать Пнём Пень. Или откуда взялся этот щелкопёр?

– Из-за границы, – со знанием дела отвечал кто-нибудь. – У нас таких талантов днём с огнём не сыщешь!

– Ну, ты меня расхохотал. Скажи ещё, на парашюте сбросили, – не соглашался Бустрофедон. – А если доморощенный? Если какой-нибудь вятский, парень хватский? А? Вот обидно-то будет.

– Почему – обидно? – возражали сбоку. – Гордиться нужно. Я слышал, будто скоро Мистимира будут выдвигать на премию, на эту…

– На Шнобелевскую, – подсказал ехидный дед.

– Ну, вот ещё. Я вам серьёзно говорю.

– И я вполне сурьёзно. Бороду даю на отсечение. – Дед-Буквоед ухмылялся, полыхая странным зубом, похожим на золотое перо от Parkera. – И чего хорошего нашли в этом писаке? Срамота.

– Буквоед, а что тебе не нравится? – шумел-гудел народ. – Ты читал его последнюю вещицу? Нет? Не достал? А-а! Вот то-то и оно. Не только талантливо – гениально.

– Генитально, – уточнял Буквоед. – У него все книги наполнены гениталиями и прочими прелестями. А кроме того, у него встречается порой такой абсурд, что нужен абсурдопереводчик.

– Дед, ну, ты не прав. Раньше я работал на заводе, который теперь закрыт, – рассказывал парень пролетарской закваски. – Книжки мне и даром были не нужны. А теперь вот бегаю, пороги околачиваю. Во, как захватило! Забрало!

– Талан! – Поклонники языками восхищённо цокали. – Божий дар!

– Да какой там Божий дар? – возмущался Дед-Буквоед, размахивая палкой с железным наконечником. – Это бесовство. Вы что – ослепли?

Интеллигентный дяденька при галстуке снисходительно посмотрел на него.

– Да что вы, в самом деле, размахались, размитинговались. Вы, простите, давно уже отстали от жизни. Бесовство – это другая сторона таланта. Есть магия белая, а есть магия чёрная…

– Ты мне башку не морочь. Я уже не первые сто лет живу на свете, – неожиданно признался Буквоед. – Вот мы сейчас зайдём, я покажу. Настоящая типографская краска должна быть только с примесью дегтярного масла. Только с примесью. А у этого чёрта мы что наблюдаем? Дёготь из-под каждой строчки лезет. Такой кошмарный дёготь, которым раньше ворота в деревне мазали девкам, согрешившим до свадьбы! А каким языком выражается ваш Мистимир? Вместо того, чтоб сказать «равнодушный», он говорит – «инертный». Вместо слова «законный» – чёрт знает, какой «легитимный». А что происходит со словом «гостиница»? Какое чудесное русское слово. Гость, и отсюда – гостиница. Нет, нам подавай «отель». Это что такое? Отель – это сарай, в котором отелилась корова.

Народ похохатывал, слушая каламбуры Деда-Буквоеда – в этом деле он был мастак.

И наконец-то книжный магазин или книжная лавка открывались, заставляя грамотную публику, толпящуюся возле двери, несказанно заволноваться. Напирая друг на друга и очень остро ощущая «чувство локтя», вполне интеллигентные и вроде бы вполне культурные граждане – с неожиданной силой и яростью – начинали штурмовать двери магазина, рискуя затоптать друг дружку. Эта была та самая минута, когда каждый сам за себя – лишь бы успеть прорваться. Но минута есть минута – в книжной лавке скоро всё утихомиривалось.

Счастливчики, сладострастно, плотоядно сияющие глазами, расхватав долгожданный роман, расходились по домам, заранее восторгаясь новой книгой Мистимира. И только этот странный старикан ходил по книжной лавке и чуть не плевался, перебирая книги с обложками словно бы измазанными кровью или побывавшими в огне.

– Инженеры человеческих туш, – ворчал старик, бросая книгу на стеллаж. – Срамота. У этих писателей от Достоевского одно только название на лбу – «Идиот».

Иногда небрежно отброшенная книга падала на пол, и молодая, модно одетая продавщица, курившая возле окна, говорила громко и немного нервно: