Раненое сердце - Полевка

Стоило оказаться за городскими кварталами, как Гранатовый Дракон мягко качнулся на антигравах и почти вертикально стартанул в небеса. Том, открыв рот, прилип к окну. Это было интереснее, чем на самолетах, и мягче, чем в транспортном модуле волонтеров. У Роберта был большой опыт подобных перелетов и он уверенно вел свою машинку. Хотя достаточно скоро смотреть в окно стало совсем неинтересно. Машина мчалась слишком высоко над Землей, и кроме туч и невнятных квадратиков поселений было совсем ничего не разобрать.

Том отлип от окна и только после этого прислушался к разговору. Олаф с азартом рассказывал о канонах веры. Например, на его планете было не слишком много христиан. У «рыбьих пастухов» было распространено язычество и поклонение старым богам, например, Посейдону. Олаф, размахивая руками, рассказывал о праздниках и обычаях. В его общине было много христиан, но это не мешало приносить рыбу в жертву Посейдону перед дальней дорогой или ответственным делом.

Том в это время рассматривал Рана. Тот на самом деле выглядел уставшим и каким-то «замороженным», по крайней мере, он не улыбался, как прежде и, казалось, о чем-то все время тяжело думал. Том сидел тихонечко в углу машины и старался не привлекать к себе внимания. Ему было достаточно сидеть рядом и слушать умных людей. Роберт тоже рассказывал что-то интересное, но Том его почти не слышал. Рассматривать ухо и скулу Рана было намного интереснее.

Вскоре Дракон начал спускаться, и Роберт стал расспрашивать Рана о побережье и где искать монастырь. Том опять прилип к окну. Ран командовал, куда лететь, и правда, вскоре показалось побережье и дорога, уходящая куда-то в горы. Машина Роберта рыкнула двигателем, опустилась с антигравов на колеса и вскоре интеллигентно порыкивала, взбираясь по горному серпантину ввысь.

Они почти проехали мимо монастыря. Том так вообще был разочарован его входом. Он рассчитывал, что будет что-то помпезное, красивое, а здесь, если бы не фонарь над входом, то они проехали бы мимо простых деревянных дверей. Серых от солнца и ветра и даже без ручки! Две ступеньки перед закрытыми дверьми и даже никакой таблички, что это такое. Только сбоку было маленькое окошко с синей крашеной ставенкой, и все…

Ран выбрался из машины и постучал кулаком в закрытую дверь. Никто не отозвался. По указаниям навигатора, это был именно монастырь. В горах поблизости никаких других строений не было. Была еще гостиница, но она была с другой стороны горного склона, поэтому ошибки быть не могло, так что размять ноги выбрались все. Олаф, не удержавшись, постучал в закрытые ворота, но только глухое эхо отозвалось в ответ.

- А телефона у них нет? - Ран рылся в справочной службе на коммуникаторе, - сестра Мари говорила, что у них была какая-то эпидемия, вдруг они уехали? Или, не дай Аллах, все умерли?

- Кто здесь шумит? - раздалось из окошка, - спаси Господи, кто здесь?

- Мы привезли прах сестры Мари, - Ран вышел вперед, - она родилась в этих краях и говорила, что хотела бы вернуться в этот монастырь. Теперь она умерла, и мы привезли сюда ее прах и вещи, чтобы вы сделали все, что положено.

- Сестра Мари преставилась? - над головой ахнули, - я сестра-вратница*, пойду сообщу матери-настоятельнице об этом и о вашем визите. Ждите.

Крашеные створки окна закрылись и все опять стало тихо. Только деревья шелестели листвой и птицы пересвистывались.

- Ну, хотя бы мы теперь знаем, что это и вправду монастырь, - Роберт открыл дверь и сел на сиденье, - я, пожалуй, не пойду с вами, монастырь женский и не хотелось бы смущать монахинь. Но я вас подожду столько, сколько потребуется.

- А я пойду, - Олаф расправил плечи, - мне интересно, чем все закончится.

- Я тоже пойду, - Том смущенно похлопал себя по карману, где лежали записка и крестик, - мне надо кое-что сделать.

- А мне пойти придется, - Ран пожал плечами, - я был знаком с сестрой Мари достаточно давно, и потом, это я забрал ее прах и не дал его захоронить в стелу погибших при землетрясении. И, взяв обязательства, надо довести их до конца.

Им пришлось ждать достаточно долго, но наконец ворота были открыты и крепкая женщина в глухом платье и платке махнула рукой, приглашая зайти внутрь. Монастырь был вырублен в скале, но при этом изнутри оказался достаточно просторным. В кадках стояли цветы и карликовые деревья, и свет заливал все вокруг. Том крутил головой, осматриваясь, и при этом старался не отставать от альф. Вратница* вела по переходам и коридорам и наконец остановилась напротив тяжелых деревянных дверей, где гостей дожидалась мать-настоятельница.

Том, когда увидел настоятельницу, понял, почему о ней с таким придыханием говорила сестра Мари. Мать-настоятельница казалась ожившей статуей, вырубленной из камня, предположительно мрамора. Суровая, с пронизывающим орлиным взором и лицом без возраста. Ей могло быть с одинаковым успехом и тридцать, и шестьдесят. Она царственным жестом предложила присесть на стулья напротив и положила руки на стол в ожидании истории от своих гостей.

Лично у Тома язык к небу прилип, и если бы ему надо было рассказывать, то он долго бы вспоминал, как именно надо извлекать звуки из горла. Он-то считал, что все монахини, как сестра Мари, добрые и улыбчивые, а рядом с этой мраморной глыбой руки начинали мерзнуть и казалось, что стоит открыть рот, как из него полетят снежинки. Но на Рана, похоже, вся эта суровость не произвела должного впечатления, а может, он был к такому привычен...

Ран, так и держа котомку монахини на коленях, начал издалека. Он стал рассказывать, когда встретился с сестрой Мари впервые, и постепенно, от одной спасательной экспедиции до другой, рассказывал, как они подружились и помогали друг другу. Он рассказал, как встретились этим летом неподалеку отсюда, и в то же время Мари рассказала, что знает, что ее кончина будет скоро, и выразила желание, чтобы ее останки были похоронены именно в родных местах. Когда речь дошла до последней встречи и гибели, Ран очень корректно сообщил, что сестра Мари погибла, спасая человека, и что ее пришлось кремировать, поскольку жаркий и влажный климат не позволял хранить тело, как таковое, и поэтому кремировали всех, вне зависимости от вероисповедания, чтобы обезопасить живых.

После этого Ран поставил на стол перед матерью-настоятельницей котомку, из которой достал урну с прахом, и оставил открытую сумку перед монахиней, чтобы не